Вернулся из института раньше срока — и, подслушав разговор родителей за дверью, обомлел так, что уронил ключи…
В доме, где когда-то пахло яблочным пирогом и смехом, теперь витал странный, тягучий воздух недосказанности. Артем все чаще замечал, как взгляд его матери, Анны, скользил по фигуре отца, Дмитрия, с каким-то отстраненным, почти посторонним интересом. А Дмитрий, в свою очередь, будто искал убежища — в гараже, за подработками, в длинных прогулках с собакой. Лишь бы не оставаться в четырех стенах, где каждая вещь напоминала о чем-то утраченном.
Молодой человек остро чувствовал эту перемену, эту зыбкую почву под ногами родного гнезда. Его собственный мир, казалось, начал трещать по швам вслед за миром родителей. Даже лекции в университете, прежде увлекавшие его, теперь проходили мимо сознания, оставляя после себя лишь смутную тревогу и беспокойство. Он предпринимал робкие попытки заговорить, найти ключ к их замкнутым сердцам, но едва он произносил: «Как у вас дела?» или «Может, сходим куда-нибудь все вместе?», как Анна и Дмитрий тут же натягивали маски спокойствия и переводили разговор на нейтральные, бытовые темы. Было ясно, как день, что они отчаянно избегают чего-то важного, как будто боялись разбудить дремлющего в углу зверя.
Артем метался в поисках решения, чувствуя, как его собственная жизнь становится все более серой и безрадостной. Ему хотелось вновь услышать их общий смех, увидеть, как руки отца и матери невольно тянутся друг к другу за столом. Но он был уже не ребенком и понимал: если хрустальная ваза упала и разбилась, то даже самый искусный мастер, склеивая осколки, не сможет скрыть паутинку трещин. Они останутся, напоминая о былой хрупкости.
Он искал поддержки у своего давнего приятеля, Максима, надеясь на мудрый совет, на какой-то ориентир в этом хаосе чувств.
— Знаешь, что я тебе скажу, дружище? Это их личная история. Их путь. У моих родителей тоже не сложилось, они разъехались. И ничего, я жив-здоров, с мамой общаюсь, с отцом вижусь. Тебе сейчас важно быть рядом с матерью, она будет нуждаться в твоей поддержке. А отец… отец справится. Он мужчина, сильный, все вынесет. И, честно говоря, чаще ведь именно они, мужчины, и становятся причиной таких разладов, — рассуждал Максим, пытаясь утешить Артема.
Возможно, в словах друга была доля правды. Анна, безусловно, будет нуждаться в его плече. И Артем готов был сделать для нее все возможное, чтобы помочь пережить эту бурю. Но мысль о том, что вина всегда лежит на мужчине, не находила в его душе отклика. Слишком свежи были в памяти его собственные переживания — недавний разрыв с девушкой, которая предпочла ему другого, более яркого, как ей казалось, и перспективного. Артем отдавал отношениям все, но оказалось, что одного его желания сохранить их было мало. Он дал себе слово сосредоточиться на учебе, отогнав прочь сердечные тревоги, но теперь на его плечи легла новая, куда более тяжелая ноша — ноша взрослого сына, пытающегося спасти семью.
И вот, в один из дней, когда тишина в квартире стала особенно гулкой и зловещей, Артем принял решение. Дальше так продолжаться не могло. Если его родителям действительно так тяжко вместе, если их союз стал для них клеткой, то пусть уж лучше они отпустят друг друга, чем будут медленно отравлять свои души. Он знал, что оба должны быть дома, и, отложив учебники, отправился на решающий разговор.
Переступив порог квартиры, он сразу же наткнулся на приглушенные, но напряженные голоса, доносившиеся из гостиной. Родители были так поглощены своим спором, что не услышали его возвращения. Сердце Артема заколотилось с такой силой, что, казалось, его стук отдается в висках. Ноги стали ватными, а в горле застрял ком. В такие моменты он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, беспомощным и потерянным перед лицом родительского раздора.
— И что мне теперь делать с твоими оправданиями? Словами сыт не будешь! Неужели ты не понимаешь, что я больше не могу так существовать? Я задыхаюсь в этих стенах! Я чувствую себя заложницей, служанкой! А в это время другая занимает мое место под солнцем и радуется жизни! Это невыносимо!..
— Подумай не только о себе, подумай о нашем сыне! Даже если Игорь примет тебя с распростертыми объятиями после всех этих лет, что будет с Артемом? Как он это переживет? Ты представляешь, какой это для него удар? Он и так из-за наших постоянных перепалок стал хуже учиться, похудел, на него смотреть больно…
Артем замер, прислонившись к прохладной стене прихожей. Отец… Дмитрий думал о нем. Ради него он терпел, молча сносил упреки и обиды, оставался в этом доме, где от былого уюта не осталось и следа. Как после этого можно было принять сторону матери? В душе Артема поднялась буря противоречивых чувств, но он не решался войти, понимая, что подслушивать — некрасиво, но и оторваться от этого разговора уже не мог.
— Я всю свою жизнь думала о его чувствах! И все из-за тебя! Если бы не твоя внезапная любовь тогда, мне не пришлось бы жить во лжи. Все могло сложиться совершенно иначе, счастливо!
— И теперь я виноват? Разве не ты твердила, что любишь меня? Я смог простить ту историю, я был готов строить с тобой наше общее будущее. Что же изменилось? Что с тобой случилось, Анна? Почему ты стала так жестока и забыла все те слова, что мы когда-то говорили друг другу? Мы еще можем все исправить, мы можем снова стать той семьей, которой были раньше. Если бы ты не встретила случайно того человека, Игоря, ничего бы не случилось. Почему ты превратилась в того, кого я не узнаю?
Артем невольно сжал ладони, так что ногти впились в кожу. Он не до конца понимал всю подоплеку, но уловил главное: мать когда-то изменила отцу, а теперь, встретив того самого человека, готова была все крушить ради новой жизни. Что же удерживало ее здесь? Если решение принято, почему не уйти? Он был уже взрослым и, возможно, смог бы понять. В этой ситуации его сердце однозначно было на стороне отца, но… он не мог просто так отречься от матери. Он сделал шаг, чтобы войти и все объяснить, но в гостиной прозвучал резкий, дребезжащий звук бьющегося стекла — кто-то с силой швырнул какой-то предмет. Артем отпрянул. Он понял, что у матери настоящая истерика, и его появление сейчас только подольет масла в огонь. Может, стоит просто тихо уйти и вернуться позже, когда страсти поутихнут?
— Это я превратилась в чудовище? Да ты посмотри на себя! Я верила в тебя. Я думала, мы будем жить достойно, что ты сможешь нам все дать, а на деле ты не способен ни на что! Ты… ты просто неудачник. А Игорь… Игорь добился всего, о чем мы с тобой только мечтали. И у него есть право знать, что у него растет сын. Как только он узнает правду, он оставит свою безликую жену и будет со мной. Я наконец-то получу ту жизнь, которую заслуживаю.
— А сын? Ты подумала о сыне? Как он примет эту новость? Захочет ли он вообще узнать того, кто является его биологическим отцом?
Сын… Биологический отец…
Слова, словно острые осколки, впивались в сознание Артема. Он пытался дышать глубже, ровнее, удержать равновесие, но почва уходила из-под ног. Теперь все стало ясно. Речь шла о нем. Он… не был родным сыном тому человеку, которого всю жизнь называл папой? Но даже если это так, он не хотел никаких новых отцов! У него был один-единственный отец — Дмитрий, человек, который учил его забивать гвозди, рыбачить, который поддерживал его во всех начинаниях. И никакая биология не могла перечеркнуть их связь.
— Как только он узнает, какой влиятельный и обеспеченный у него настоящий отец, конечно, он захочет с ним познакомиться! А ты… ты останешься один, в этой своей жалкой квартирке, будешь влачить свое жалкое существование. Ты за всю жизнь даже на нормальное жилье скопить не смог!
Артем не мог больше слушать этот безумный поток жестоких слов. В его груди все закипело — обида, гнев, разочарование, боль. Воздуха катастрофически не хватало, комната поплыла перед глазами. Правда, обрушившаяся на него с такой высоты, оглушила, лишила воли.
Он, не помня себя, резко толкнул ногой пуф, стоявший в коридоре, и, не надевая куртку, выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. Он бежал, не разбирая дороги, не чувствуя под ногами асфальта. Его мать все эти годы хранила страшную тайну, и теперь вытащила ее на свет, как козырь, в своей грязной игре за благополучие. Разве может настоящее материнское сердто быть таким расчетливым и холодным? Окажись он в других обстоятельствах, он, возможно, смог бы принять эту правду иначе. Но сейчас все — и слова, и интонации, и причины ее признания — било точно в цель, раня и унижая. Внутри него кричало все: и разум, и душа. Нужно было поступить правильно. Но что в этой ситуации было правильным? Существовал ли вообще такой путь? Что он мог сделать, чтобы заставить этих двух взрослых людей одуматься и перестать решать за него, что для него благо?
До глубокой ночи Артем бродил по безлюдным улицам, пока холод не проник до самых костей и не заставил его очнуться. Телефон остался в рюкзаке, дома, и он с содроганием представил, что творится в мыслях у его родителей. Как бы там ни было, ему нужно было возвращаться. Возвращаться, чтобы высказать все, что накипело, чтобы его голос наконец-то был услышан. Они должны были считаться с его чувствами.
Дорога обратно показалась бесконечной. Когда он, продрогший и усталый, открыл дверь, первым его встретил Дмитрий. Мужчина стоял посреди коридора, его плечи были ссутулены, а взгляд, полный вины и боли, не решался встретиться с взглядом сына. Из гостиной выбежала Анна, ее лицо было искажено гримасой гнева и страха.
— Где ты пропадал?! Ты хоть представляешь, что я пережила! Ты сведешь меня в могилу своими выходками! — закричала она, но ее слова уже не достигали его сердца.
Он смотрел на нее и видел чужого человека. Казалось, в ней поселилась какая-то незнакомая, жестокая сущность. Даже глаза ее смотрели иначе. Но где-то глубоко внутри она все еще оставалась той мамой, которая когда-то пела ему колыбельные, и за это он продолжал быть ей благодарен.
— Я все слышал… — тихо, но очень четко произнес Артем. — Нам нужно поговорить. Всем.
— Поговорить? Да ты с ума сошел! После всего, что было! Сейчас не время для разговоров! Потом! — не унималась Анна, ее голос срывался на визг.
— Мы поговорим сейчас! — впервые в жизни Артем повысил голос на мать, и в его тоне была такая непоколебимая твердость, что женщина на мгновение опешила. — Сейчас, а не потом. Я не намерен прятать свои чувства. Мне следовало начать этот разговор давно, когда я только заметил, как рушится ваш союз. Как вы оба мучаетесь, зачем-то терпите друг друга, делая друг другу только больнее. Теперь бежать от правды бессмысленно.
Анна замолчала, без сил опустилась на диван в гостиной и закрыла лицо руками. Дмитрий же, не говоря ни слова, подошел к окну и уставился в ночную тьму, его спина выражала такую тоску и раскаяние, что Артему стало невыносимо больно смотреть на него. Отец винил себя за то, что не защитил сына, не поговорил с ним раньше.
— Я слышал, что я не родной сын своему отцу, — голос Артема дрогнул, но он продолжил, глядя на спину Дмитрия. — Но разве это что-то меняет? Все эти годы он был для меня отцом. Настоящим. Я не знал другого, и не хочу знать. Связаны мы каплей крови или нет — это не имеет значения. Гораздо важнее та невидимая нить, что связывает наши души. Она куда прочнее любой биологии. Мама, если ты решила уйти, я не стану тебя удерживать. То, что было между тобой и отцом, уже не исправить. Простить такую обиду — невероятно трудно. И здесь мое сердце на стороне отца, прости. Но я не хочу, чтобы меня впутывали в эту игру. Я не хочу знакомиться с тем человеком. Будь он хоть трижды миллионер и властитель мира. Мой отец стоит здесь, в этой комнате. И я не намерен его предавать. На этом разговор окончен. Я не вещь, и у меня тоже есть право голоса.
Анна пыталась возражать, уговаривать, давить на чувства вины, но Артем стоял на своем с невозмутимым спокойствием, которое далось ему огромной ценой. Он не желал быть разменной монетой в чужих амбициях, не гнался за призрачными благами и считал немыслимым отречься от человека, который был ему настоящим отцом.
Анна все-таки ушла. Она нашла того самого Игоря и, полная надежд, выложила ему свою тайну. Но реакция была не той, на которую она рассчитывала.
— Ты когда-то сама ушла от меня, назвав неудачником и бесперспективным. А теперь, когда узнала, что я чего-то достиг, резко передумала? Ты всегда была такой, Анна — жадна до чужого успеха. Даже если у меня и есть сын, это ничего не меняет. Я его не знаю. Он вырос без моего участия, и я не собираюсь делать его частью своей жизни сейчас. На этом даванье закончим и больше не вернемся к этой теме.
Анна осталась у разбитого корыта. Ее расчеты рухнули, а мечты о беззаботной жизни рассыпались в прах. Вернуться в семью после того скандала и тех слов, что она наговорила, было невозможно. Она понимала, что доверие, подорванное ею, уже не восстановить. Она перебралась жить на дачу, в тишину и одиночество, где ее единственными собеседниками стали шум ветра за окном и воспоминания о прошлом. Артем, движимый сыновним долгом, иногда навещал ее, пытаясь сохранить хоть какую-то связь, но их общение было трудным, натянутым, как струна, готовая лопнуть в любой момент. Ведь доверие, однажды разбитое, как та самая хрустальная ваза, уже никогда не станет прежним, и острые осколки прошлого будут напоминать о себе при каждом неосторожном слове.
Прошло несколько месяцев. Однажды вечером Артем и Дмитрий сидели на берегу озера, удочки мирно покачивались на мелкой ряби, а солнце клонилось к горизонту, окрашивая воду в золотые и багряные тона. Между ними не было ни громких слов, ни клятв. Было просто молчаливое понимание, тихая уверенность в другом. Артем посмотрел на профиль отца, освещенный закатным светом, и почувствовал, как его сердце наполняется странным, светлым спокойствием.
— Знаешь, папа, — тихо произнес он, глядя на убегающую вдаль воду, — я как-то прочитал, что самые прочные связи невидимы для глаз. Их нельзя измерить или взвесить. Они просто есть. Как воздух. Как этот закат. Как чувство дома.
Дмитрий медленно повернул к нему голову, и в его глазах, таких знакомых и родных, Артем увидел ответ — ту самую невидимую нить, что была прочнее стали и любой крови на свете. Это была нить настоящей, неподдельной любви, которую ничто не могло разорвать. И в тишине вечера, под шепот воды и ветра, они оба знали, что их маленькая, но настоящая семья — это навсегда.