Лидия ждала этого момента как манны небесной, как единственную награду за тридцать лет, прожитых в гуле заводских цехов, в едком мареве химического производства. Пенсия. Это слово сияло перед ней путеводной звездой, суля долгожданный покой, возможность выспаться, наконец-то услышать пение птиц за окном, а не оглушительный гудок смены, привести в порядок изношенное здоровье, посадить на балконе цветы и читать книги до самого рассвета. Она представляла себе эту свободу, эту тишину, и сердце замирало в предвкушении. И потому, получив заветную корочку, она не проработала ни единого лишнего дня. Хватит. Она заслужила право на отдых.
Её жизнь никогда не была лёгкой. Из глухой деревни, где после школы дорога была одна – на местний колхоз, да потом за мужем и коровой. Но она рванула в город, как подстреленная птица – к другой жизни. На заводе, среди грохота и металла, она встретила Виктора. Он казался ей таким сильным, таким надёжным, опорой в чужом и холодном городе. Свадьба, а потом – ключ от комнаты в блочном общежитии. Тесная клетушка, пропахшая щами и чужими ссорами, стала началом их общей жизни.
Спустя полтора года на свет появился сын Алексей, а через три года – дочь Светлана. Виктор тоже был рабочим, и денег вечно не хватало. Лидия с тоской смотрела, как её немногочисленные подруги собирались в санатории, покупали себе красивые платья. Она же не могла позволить себе даже частую поездку к родителям в деревню – двое детей, копеечная зарплата. А потом Виктор стал приходить домой нетрезвым. Сначала по праздникам, потом – просто после работы. Словно грязь и усталость цехов он пытался смыть водкой. Когда Лидия робко пыталась вразумить его, указывая на детей, он оскорблял её, унижал, его слова были похожи на удары плетью.
И вот долгожданная радость – завод дал им двухкомнатную квартиру. Не рай, но свой угол, свои стены. Именно здесь, за этими стенами, Лидия в полной мере ощутила на себе тяжёлую поступь мужа. Особенно в пьяном угаре.
— Если бы не я, так и сгнила бы в этой общаге, как крыса! — рычал он, шатаясь по комнате. — Это я квартиру заработал! Это моя квартира! А ты здесь никто! Приживалка!
Лидия, как загнанный зверёк, заслоняла собой детей, пытаясь создать им хоть какой-то островок безопасности. Но разве спрячешься в двух комнатах? Она закрывалась в детской, прижимала к себе перепуганных малышей, но его хриплый рёв пробивал любую дверь. Его счастьем стало напиваться с такими же, как он, «тружениками» до потери сознания. Новая квартира не стала для него новым началом. Она стала его последним пристанищем. Он прожил в ней недолго. Врачи разводили руками: «Если бы не пил…» Но он пил.
Лидия осталась одна с двумя детьми. Не сказать, чтобы она тосковала.
— Неизвестно ещё, как бы сложилось, — делилась она с единственной подругой Верой. — Он уже и руку на меня поднимал. Я даже вздохнула с облегчением, и мне так стыдно за это чувство…
Вера, мудрая и простая женщина, гладила её по руке:
— Не кори себя, Лидуша. Все, кто его знал, тебя не осудят. Ты выживала. И дальше будешь выживать. Только душу зря не раскрывай перед всеми подряд.
Годы проползли, как суровые, серые тучи. Сын Алексей вырос, женился на хорошей девушке Ольге, уехал, живёт отдельно. Дочь Светлана тоже вышла замуж. Её избранника звали Артём. Вначале молодые снимали комнату, но когда родился внук Данил, стало совсем туго. Светлана в декрете, работает один Артём. И они, смущённые и растерянные, переехали к Лидии.
— Мам, мы ненадолго, — уверял зять. — Чуть встанем на ноги – сразу съедем. Вместе тесно, лучше жить отдельно.
Лидия была рада. Она помогала с внуком, хоть и сама ещё работала. В квартире снова зазвучали детские голоса, и это наполняло её жизнь смыслом. Но «ненадолго» растянулось на годы. Родился второй внук. А потом Артёма сократили на работе. И всё завертелось по старой, знакомой до боли схеме, только главным действующим лицом был уже не муж, а зять.
Он устроился на диван, как на трон. Изредка ворча:
— Отдохну немного, силы соберу – и в бой. Работу искать.
Он искал. Иногда. Сходил на пару собеседований, мог даже неделю куда-то выйти. А потом возвращался мрачнее тучи и снова падал на заветный диван.
— Ид…оты сплошные! Начальники – бездари, себя возомнили! Кричат, требуют, унижают! Я такое терпеть не намерен!
Лидия, по доброте своей, пыталась его вразумить:
— Артём, а начальник на то и начальник, чтобы требовать. Все мы через это проходили. Надо же как-то семью кормить…
Но зять лишь брезгливо морщился и отворачивался к стене, включая телевизор погромче. Лидия замолкала. Ради счастья дочери. Ради мира в доме. Теперь она и Светлана работали, а Артём… Артём «отдыхал». Ему, видите ли, не везло с начальством.
Подруга Вера, узнав об этом, хваталась за голову:
— Ну и устроился твой зять! Царь и бог! Две женщины его, здоровенного лба, кормят, кров его греет, а он нежится. Кормилец, мать твою!
Лидия лишь вздыхала:
— Ладно хоть не пьёт. Им же некуда идти, Вер. Мыкаться по углам – это я знаю. Не хочу, чтобы моя Светлана так же мучилась. И как я буду одна в трёх комнатах отсиживаться, если моим детям негде жить?
— Да он глава семьи! — не унималась Вера. — Мужик! Он должен если уж не горы сворачивать, то хотя бы продуктов из магазина принести! Хоть что-то!
Лидия всё понимала. Но молчала. Терпела. Ради дочери.
— Верочка, милая, конечно, он живёт на наши деньги. Вместе едим. Ну как я ему скажу: «Этот борщ сварен на мою пенсию»? Не могу я его спросить, что он лично положил в наш общий котёл!
Раньше, когда Лидия работала, было проще. Она уходила рано утром, возвращалась затемно. Артёма на диване она почти не видела. Теперь, выйдя на пенсию, она оказалась заперта в одной клетке с ним. Её собственная квартира вдруг стала чужой. Она чувствовала себя незваной гостьей, constantly мелькающей перед глазами хозяина. Она стала уходить из дома. Просто гулять. Сидеть на лавочке в парке, засиживаться у Веры. Лишний раз не заходить на кухню, не шуметь, не мешать.
Однажды она приболела. Температура, ломота. Никуда выйти не могла. Лежала в своей комнате, потом, жаждая воды, пошла на кухню. Артём, как обычно, возлежал на диване в гостиной, уткнувшись в телефон.
— Тёща, что это ты сегодня как пришибленная? — раздался его скрипучий голос. — Дела все закончились? Мельтешишь тут без надобности, глаза мозолишь. Шла бы куда-нибудь до вечера, честь имею!
Эти слова прозвучали как пощёчина. Тихая, унизительная. В её же доме! Лидия замерла, ощущая, как по щекам ползут предательские горячие слёзы. Она молча повернулась и ушла в свою комнату, где дала волю горю и обиде. А потом внутри что-то надломилось. Перегорело. Терпение, длиною в жизнь, лопнуло.
Она вышла в гостиную. Стояла бледная, прямая, с неожиданно горящими глазами.
— Знаешь что, дорогой зять? — голос её звучал непривычно твёрдо и звонко. — А не пошёл бы ты сам? Не пошёл бы на работу, на улицу, ещё куда-нибудь? Это моя квартира. Моя! И живёшь ты здесь только потому, что я пустила сюда свою дочь и своих внуков. Тебе не стыдно? Две женщины тебя, здорового дядю, кормят, поят, обстирывают, а ты ещё и условия тут ставишь? Хозяином себя возомнил?
Артём срыва с дивана так, что тот заскрипел. Его лицо перекосилось от изумления и злобы.
— Ух ты! Старая, заговорила! Да я сейчас же отсюда съеду! Терпел я тебя ради жены и детей! Терпел! — Он с силой швырнул телефон на диван, схватил куртку и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Лидия снова заплакала. Но теперь это были слёзы не обиды, а страха. Страха перед тем, что скажет дочь. Светлана вернулась с работы уставшая, сразу спросила:
— Мам, а где Артём? Неужели работу пошёл искать?
— Нет, Светочка. Кажется, он ушёл от нас. Мы поссорились. Он… велел мне убираться отсюда. Сказал, что я мельтешу перед глазами.
На лице дочери не было ни капли понимания или поддержки. Только укор и раздражение.
— Мама! Ну как же так? Ну что тебе стоило промолчать? Зачем ты его выгнала? Тебе мало было проблем?
В тот миг Лидия поняла всё. Всю горькую правду.
— Света, да ты себя совсем не уважаешь! — вырвалось у неё. — На твоей шее висит здоровый мужик, твоих же детей объедает, даже пальцем о палец не ударит, чтобы помочь! Тебе не обидно? На себя посмотри! Работаешь на двух работах, как ломовая лошадь, ему же новые шмотки покупаешь! Лучше бы детям что, себе что!
Ближе к ночи вернулся Артём. Он вошёл с видом победителя.
— Так, жена, — изрёк он ультимативно. — Выбирай. Или тут живу я, или тут живёт твоя мамаша. Нам вдвоём в этой квартире тесно.
Лидия, стоя за дверью, услышала эти слова. Они вонзились в сердце ледяными иглами. Она услышала, как дочь пытается что-то робко возражать:
— Паш, это же мамина квартира… Куда она пойдёт? Ты лучше бы работу нашёл, мы бы свою снимали…
— А вот эта квартира есть! — перебил он её. — И дети здесь будут жить. А ей, если не нравится, – свободна. У неё сын есть, пусть к нему прет. Старуха нам тут жизнь мешает!
В ту ночь Лидия не сомкнула глаз. Она всё поняла. Зять не изменится. Дочь выбрала его. Её жертвы, её терпение, её жизнь – всё это было напрасно. Ради чего она молчала? Ради кого? Она была чужой на своём же пороге.
Под утро, пока все спали, она тихо собрала нехитрые пожитки в старенький чемодан. Одежду, фотографии, документы. Она не оставила записки. Ей было нечего сказать. Она вышла из своей же квартиры, как вор, крадучись, боясь оглянуться.
Она ехала на электричке в свою родную деревню, в родительский дом, который оставался последним пристанищем. Дом, который она не видела лет десять. Она представляла себе его тишину, покой, старый палисадник…
Реальность оказалась жестокой. Дом стоял, покосившись, с провалившейся крышей, с забитыми досками окнами. Заросли крапивы и бурьяна по пояс. Запах забвения и сырости. Это была не надежда, это – руина.
Лидия опустилась на скрипучую скамейку под высохшей берёзой и заплакала. Тихо, безнадёжно. Она плакала о своей сломанной жизни, о несбывшихся мечтах о пенсии, о дочери, которую потеряла, о своём одиночестве. Она не знала, сколько просидела так, превратившись в часть этого пейзажа разрухи.
Внезапно её оцепенение нарушил звук подъезжающей машины. Лидия подняла заплаканное лицо и увидела, как из автомобиля выходит её сын Алексей и её маленькая внучка Машеньka.
— Мама?! — в его голосе было столько шока, боли и нежности, что у Лидии снова подкатил ком к горлу. — Мама, что ты здесь делаешь? Почему ты мне ничего не сказала? Почему от тебя всегда только «всё хорошо, всё хорошо»? И Светка молчит! Хорошо, что мне позвонил Данил, мой племянник, он у них единственный адекватный. Шепотом сказал: «Бабушка куда-то ушла после большого скандала». Давай, садись в машину. Поехали отсюда.
Алексей привёз её к себе. Его жена Ольга встретила её не с кривой ухмылкой, а с искренним участием. Накормила, напоила чаем, уложила спать в чистой постели.
— Мама, — сказала Ольга на следующее утро. — Оставайся у нас. Живи. Но есть ещё вариант. После смерти моей мамы осталась её однокомнатная квартира. Она пустует уже месяца два. Мы сделаем там лёгкий ремонт, перевезём твои вещи. Ты будешь совсем одна. Твоя крепость.
Прошло два года. Лидия живёт в той самой однокомнатной квартире. Она маленькая, но своя. Светлана перестала с ней общаться. После того как Алексей приехал к ним и «по-мужски» объяснился с Артёмом, после того как он при всех высказал сестре всё, что о ней думает, Светлана выбрала свою сторону. Она обвинила мать во всех смертных грехах, в развале её семьи, в скупости и злобе. Говорят, она целую неделю ухаживала за Артёмом, который стонал на своём диване, жалуясь на жестокость мира и на то, как же ему больно.
Иногда Лидии бывает грустно. Но потом она заваривает чай, смотрит в своё чистое, никому не принадлежащее окно и понимает, что наконец-то обрела тот самый покой, ради которого так долго и мучительно работала. Она на своём пороге. И он больше никем не оспаривается.