– Где моя шуба? – спросила я у свекрови, едва переступив порог дома. Холодный воздух с улицы кольнул щеки, и я, поежившись, потянулась к вешалке в прихожей. На месте моей добротной, теплой шубы висела какая-то легкая ветровка.
Светлана Петровна, моя свекровь, копалась на кухне, гремя посудой. Не оборачиваясь, она бросила через плечо:
– Сдала в магазин!
Я замерла, словно громом пораженная. Сдала? В магазин? Мою шубу? Без спроса?
– В какой магазин? – голос дрогнул, несмотря на все мои усилия сохранить спокойствие.
Свекровь, наконец, обернулась, держа в руках половник, словно скипетр. Взгляд ее был, как всегда, уверенный и немного снисходительный.
– В комиссионный, разумеется. А в какой еще? – спокойно ответила она, будто речь шла о пустяке, о старой газете, которую пора выбросить. – Зачем тебе эта шуба? Не Сибирь, в куртке походишь!
«Не Сибирь…» — эхом отозвалось в моей голове. Да, не Сибирь. Но и не тропики. На дворе ноябрь, промозглый ветер и вот-вот снег пойдет. И эта шуба… это была не просто одежда. Это была моя шуба. Моя, понимаете? Купленная на мои кровные, выстраданные деньги, когда мы с мужем еще только начинали жить вместе, ютились в съемной квартире и экономили на всем. Каждая копеечка тогда давалась с трудом. И эта шуба была символом… символом преодоления, символом того, что мы можем себе позволить что-то хорошее, символом… да просто любимая вещь, в конце концов!
– Светлана Петровна, – стараясь говорить ровно, начала я, – вы… вы сдали мою шубу? Без моего ведома? Вы понимаете, что это моя вещь?
Свекровь отмахнулась половником, словно от назойливой мухи.
– Ой, да что ты начинаешь? – недовольно проворчала она. – Шуба твоя, конечно, кто спорит. Но пылится в шкафу без дела. А так хоть какая-то копейка будет. Мужу твоему, между прочим, деньги нужны. Он вон, ремонт затеял. А ты из-за какой-то тряпки…
– Это не тряпка! – не выдержала я, и голос сорвался на крик. – Это моя шуба! И вы не имели права ее трогать!
Свекровь вскинула брови, словно я сказала что-то неприличное.
– Ну что ты раскричалась, как базарная торговка? – укоризненно покачала головой она. – Воспитанная женщина так себя не ведет. Я же как лучше хотела. Помочь семье. Разве я виновата, что ты такая… вещистка?
«Вещистка…» — это слово, словно плевок, обдало меня с головы до ног. Вещистка? Из-за шубы? Да дело не в шубе! Дело в принципе! В том, что она, Светлана Петровна, снова и снова переступает черту. Вмешивается в мою жизнь, в мои вещи, в мои решения, как будто я – маленькая девочка, неразумная и глупая, а она – мудрая и всезнающая мать, которая лучше меня знает, что мне нужно.
Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться и подобрать слова, чтобы донести до нее хоть что-то.
– Светлана Петровна, – уже тише сказала я, – я понимаю, вы хотели как лучше. Но… но так нельзя. Это моя вещь. И я сама решаю, что с ней делать. Если бы вы хотя бы спросили меня…
– Спрашивать еще! – перебила она меня, всплеснув руками. – Да я думала, ты спасибо скажешь! Избавила тебя от лишней вещи. Место в шкафу освободила. А ты… неблагодарная!
– Неблагодарная? – прошептала я, чувствуя, как к глазам подступают слезы. – Неблагодарная? После всего, что я для вас делаю? После того, как я каждый раз… каждый раз стараюсь угодить, быть хорошей невесткой, не перечить, не спорить… а вы… вы просто берете и… выкидываете мою вещь, как мусор!
Свекровь отвернулась, снова занявшись готовкой.
– Ну вот еще, обиделась. Как маленькая. – буркнула она. – Подумаешь, шуба. Купишь себе еще. Не велика потеря.
«Купишь себе еще…» — как легко ей это говорить. Как будто деньги растут на деревьях. Как будто шубы каждый день дарят на день рождения. Как будто… как будто она вообще не понимает, что для меня значит эта вещь. И дело даже не в деньгах. Дело в уважении. В элементарном уважении к чужой собственности, к чужим чувствам, к чужому мнению.
Я молча вышла из кухни, прошла в гостиную и села на диван, чувствуя себя совершенно разбитой. Внутри все кипело от обиды и злости. Снова и снова одно и то же. Постоянное вмешательство, постоянное нарушение границ, постоянное обесценивание моих чувств и желаний. Сколько можно это терпеть?
Вспомнился случай, как Светлана Петровна переклеила обои в нашей спальне, пока нас не было дома. «Мне не нравился цвет, слишком мрачный, я сделала светлее, веселее», — объяснила она тогда, глядя невинными глазами. А ведь мы с мужем полгода выбирали эти обои, спорили, искали компромисс, мечтали, как уютно будет в нашей спальне… А она просто взяла и… перечеркнула все наши мечты, потому что «ей не нравился цвет».
Или вот, как она раздала почти все мои комнатные растения соседке, «потому что они пыль собирают и вообще, аллергия от них». А ведь я так любила свои цветы, ухаживала за ними, как за детьми, радовалась каждому новому листочку, каждому бутону… И все – псу под хвост. Потому что «они пыль собирают».
И таких случаев – не счесть. Постоянные «добрые» побуждения, которые оборачиваются настоящей катастрофой для меня. И каждый раз – одно и то же: «Я же как лучше хотела!», «Не обижайся, я же любя!», «Ну что ты такая… ранимую».
Ранимая? Да, наверное, я ранимая. Но разве это плохо? Разве плохо чувствовать, переживать, ценить вещи, которые дороги сердцу? Разве плохо иметь свое мнение, свои желания, свои границы? Разве я должна отказываться от всего этого, чтобы угодить свекрови? Чтобы она была довольна? Чтобы она меня «полюбила»?
Любила ли она меня вообще? Или я для нее – просто жена ее сына, функция, приложение к ее любимому чаду? Инструмент для удовлетворения ее материнских амбиций?
В дверь позвонили. Это вернулся муж. Я вздрогнула, вытирая слезы. Не хочу, чтобы он видел меня такой. Не хочу снова выяснять отношения, ругаться, доказывать свою правоту. Устала. Очень устала от всего этого.
Муж вошел, улыбнулся мне, чмокнул в щеку.
– Привет, любимая! Как ты? Что-то лицо у тебя… недовольное. Что случилось?
Я посмотрела на него долгим, тяжелым взглядом. Как же мне хочется, чтобы он меня понял. Чтобы поддержал. Чтобы хоть раз стал на мою сторону.
– Андрей, – тихо сказала я, – твоя мама… она сдала мою шубу в комиссионку.
Муж нахмурился, не сразу поняв, о чем речь.
– Какую шубу? Зачем сдала?
– Мою, Андрей, мою шубу! Которую я так люблю! Которую берегла! Которую… – голос снова дрогнул, и я заплакала, уже не сдерживаясь.
Муж обнял меня, прижал к себе. – Ну-ну, успокойся, милая. Расскажи все по порядку. Что там случилось?
Я рассказала ему все, как было. Про шубу, про «не Сибирь», про «вещистку», про все обиды, которые накопились за годы жизни рядом со свекровью. Рассказала со слезами, с горечью, с надеждой на понимание и поддержку.
Муж слушал молча, обнимая меня крепко-крепко. Когда я закончила, он молча отпустил меня, встал и сказал твердым голосом:
– Пойдем поговорим с мамой.
Он взял меня за руку, и мы вместе пошли на кухню. Светлана Петровна все еще хлопотала у плиты, будто ничего не случилось.
– Мама, – сказал Андрей строгим тоном, – Юля мне все рассказала. Зачем ты сдала ее шубу? Без спроса?
Свекровь обернулась, увидев наши серьезные лица, и сразу поняла, что дело пахнет жареным. Но виду не подала, лишь поджала губы и сказала недовольно:
– Ну чего вы на меня набросились? Я же хотела как лучше! Деньги нам не лишние, а шуба твоя все равно пылилась без дела.
– Мама, – сказал Андрей уже почти сердито, – дело не в деньгах. И не в шубе даже. Дело в том, что это вещь Юли. Ее личная вещь. И ты не имеешь права распоряжаться ею без ее согласия. Ты понимаешь это?
Свекровь молчала, опустив глаза. Видно было, что она не ожидала такой реакции от сына. Она привыкла, что он всегда на ее стороне, что он слушается ее во всем. А тут – такой отпор.
– Ну и что теперь? – буркнула она наконец, не поднимая глаз. – Что вы хотите? Чтобы я побежала в этот магазин и выкупила шубу обратно? Да кто ее теперь вернет, наверное, уже продали кому-нибудь.
– Значит, нужно поехать и посмотреть, – твердо сказал Андрей. – И если она еще там, выкупить ее обратно. И вернуть Юле. Это будет правильно.
Свекровь вздохнула, закатила глаза, но спорить не стала. Видно было, что она поняла – на этот раз перегнула палку. И что сын на этот раз не отступит.
– Ладно, – сказала она тихо, – поедем завтра утром. Посмотрим, что можно сделать.
Я смотрела на них обоих, на мужа и на свекровь, и чувствовала, как тяжелый камень падает с души. Впервые за долгое время я почувствовала себя не одинокой в этой войне за свои границы, за свое право на собственное мнение, на собственные вещи, на собственную жизнь. Впервые я почувствовала, что муж – на моей стороне. И это было самое главное. Даже если шубу уже не вернуть, этот разговор, этот момент – он уже значил очень много. Он значил, что я не одна. И что я больше не буду молчать. И что я буду бороться за себя. И за свое счастье. Даже если для этого придется идти на конфликт со свекровью. Даже если для этого придется менять что-то в своих отношениях с мужем. Я готова. Я больше не боюсь. Потому что я знаю, что я права. И что я заслуживаю уважения. И любви. И собственной шубы, в конце концов.