Той ночью дождь лил так, будто небо разверзлось. Это был не тихий, благодатный дождик, который радует крестьян, и не тот весёлый, под который дети прыгают по лужам это был ливень, что заливал канавы, превращал землю в потоки грязи и оставлял после себя лишь холод и сырость.
Я задержался в гараже допоздна. Работы было невпроворот: сломанная коробка передач в старом грузовике, капризный карбюратор в клиентской «Волге» и бесконечные бумаги, которые вечно скапливались на моём столе. Буря только усугубила всё. Крыша дрожала от ударов дождя, а двор превратился в мелкое озеро.
Я уже собирался запереть дверь, когда услышал. Звук, не похожий на шум дождя. Не капли, не скрип железа и не рёв ветра. Это был тихий, едва различимый стон, почти заглушённый громом.
Я замер, прислушался. И снова из-под кучи металлолома во дворе.
Накинув плащ, я шагнул в бурю. Вода уже доходила до щиколоток, тёмная от масла и грязи. Вглядевшись в потоки воды, я пошёл на звук. И тогда увидел её.
Маленькую собаку, не больше ящика с инструментами, свернувшуюся комочком в грязи. Шерсть прилипла к телу, глаза полузакрыты. Она дрожала так сильно, что можно было разглядеть рёбра.
Сердце сжалось. Не думая, я наклонился и поднял её. Она была лёгкой, пугающе лёгкой, словно не ела несколько дней. Голову она едва подняла, но её тело прижалось к моей груди, будто она хотела удержаться.
Внутри я схватил старую тряпку со стола и закутал её. Теперь она дрожала так сильно, что даже не могла скулить. Посадил её на табурет у печки и присел рядом, не зная, что делать.
«Разберусь потом», пробормотал я, скорее для успокоения себя, чем для чего-то ещё. Но правда была в том, что она уже всё решила за меня.
На следующее утро я пришёл рано, наполовину ожидая, что её уже не будет. Может, убежала, может, не пережила ночь. Но когда я вошёл, она сидела у печки, терпеливо глядя на меня, будто ждала.
Я усмехнулся. «Доброе утро, малышка».
Когда я потянулся за ключом, чтобы продолжить работу с грузовиком, рука замерла. Ключ лежал не на месте. Вместо этого собачонка подбежала, зажав его в зубах, и положила у моих ног, весело виляя хвостом.
Я удивлённо моргнул. «Ну надо же»
Тогда я дал ей имя. Лада. Потому что даже в грязи, даже дрожа от холода, она напоминала мне что-то маленькое, но сильное что-то, способное расцвести в самых суровых условиях.
С того дня Лада стала моей тенью.
Она следовала за мной по всему гаражу, лавируя между ящиками с инструментами и стопками покрышек. Зимой сворачивалась у печки, греясь, а нос её вздрагивал, когда в воздухе витал запах масла или старой кожи. А когда приходили клиенты, она подбегала к ним, виляя хвостом, словно встречала давно потерянную семью.
«Кто это?» спрашивали люди, наклоняясь, чтобы погладить её.
«Это Лада, отвечал я с гордостью. Она тут всем заправляет».
Они смеялись, но правда была в том, что Лада действительно изменила гараж. До неё это была просто работа машины, масло и долгие часы, выматывающие до предела. Но с Ладой гараж ожил. Клиенты задерживались, болтая, пока она сидела у их ног. Некоторые даже приносили ей угощения.
Один старик, дед Иван, много лет приезжал ко мне на своей «Ниве». Год назад он потерял жену, и горе сделало его молчаливым, замкнутым. Когда он впервые увидел Ладу, даже не улыбнулся. Но во второй раз она запрыгнула в салон, прежде чем я успел её остановить. Я бросился извиняться, но он лишь сидел, смеясь, пока она лизала ему щёку.
«Не беспокойся, сказал он тихо. Хорошо снова смеяться».
Такие моменты показывали: Лада была не просто моей собакой она стала частью нашего мира.
Иногда по вечерам я сидел у печки, а она клала голову мне на сапог. Я вспоминал ту ночь, как она лежала в грязи, маленькая и беззащитная. Я думал, что спасаю её, даю второй шанс. Но на самом деле это она спасла меня.
Гараж был всей моей жизнью, и хоть я любил работу, порой она была одинокой. Лада изменила это. Она наполняла тишину теплом, холодные вечера уютом, а долгие дни искоркой радости.
Однажды на закате я сказал вслух: «Забавно, Лада. Я думал, взял тебя, потому что ты нуждалась во мне. А оказалось это я нуждался в тебе».
Она лишь вильнула хвостом, будто понимала.
Теперь, когда над дверью звонит колокольчик, Лада первая встречает гостей. Она бежит впереди меня, уши торчком, хвост трубой, приветствуя каждого. Одни приезжают за заменой масла или ремонтом. Но я знаю: многие возвращаются просто ради неё.
И я не против. Потому что Лада здесь дома, среди замасленных полов, ржавых инструментов и всего прочего. Она управляет гаражом по-своему: не ключами и отвёртками, а вилянием хвоста, блеском в глазах и тихим напоминанием: даже в самых грязных бурях можно найти то, что стоит спасти.