Белая больничная плитка плыла перед глазами Виктории. Сознание возвращалось медленно, словно пробираясь сквозь густой туман. Пиканье мониторов, резкий запах дезинфекции, холодное прикосновение крахмальной простыни — она поняла, что находится в больнице. Веки казались неподъёмными, и Вика решила не открывать глаза сразу, давая себе время осознать происходящее.
В палате разговаривали. Один голос принадлежал мужу Олегу, второй — незнакомой женщине, говорившей профессионально-сочувственным тоном.
— Пациентка должна прийти в себя в течение нескольких часов, — звучал спокойный голос врача. — Показатели стабильные, но организму нужно время. Трое суток в коме — это серьёзное испытание.
Кома? Трое суток? Последнее, что помнила Вика — как спешила домой по вечернему городу, предвкушая, как обрадует Олега своей новостью… А потом — провал.
— Доктор, почему она до сих пор без сознания? — в голосе Олега слышалось напряжение. — Вы же говорили, операция прошла успешно…
— Каждый организм восстанавливается в своём темпе. Наберитесь терпения.
Шаги приблизились к койке. Вика ощущала странную неловкость — лежать с закрытыми глазами, пока рядом решают её судьбу.
— Я всё же считаю, ей не нужно знать всех подробностей, — понизил голос Олег. — Достаточно сказать про аварию, остальное… будет для неё слишком тяжело.
— Пациенты имеют право на правду, — возразила врач. — Сокрытие информации часто причиняет больше вреда.
— Но эта правда её уничтожит.
Что могло быть настолько ужасным? Вике хотелось вскочить, закричать, что она всё слышит, но внутренний голос шептал: «Подожди».
— Олег Юрьевич, я понимаю ваши переживания. Но скрыть такое невозможно.
— Про аварию — да. Но не про то, что случилось с Максимом… — голос мужа дрогнул. — Как мне сказать ей о Максиме?
Максим? Их общий друг? Что с ним произошло?
— Вы не сможете вечно скрывать правду, — настаивала доктор. — То, что произошло в той машине…
— Доктор Соловьёва, прошу вас. Давайте решать проблемы по мере их поступления. Сначала нужно, чтобы она очнулась.
Шаги врача затихли у выхода.
— Я вернусь через час на осмотр. Кнопка вызова рядом.
Дверь закрылась. Вика услышала, как Олег тяжело опустился на стул. Она буквально чувствовала его взгляд на себе. Затем пришло сообщение, и муж заговорил по телефону — видимо, с сестрой.
— Да, Аня, без изменений… Нет, врач сказала, сегодня должна прийти в себя. Не приезжай пока, я справлюсь…
Пауза.
— Я тоже постоянно думаю об этом, но сейчас не время для самокопания. Если бы я тогда не попросил Максима подвезти её… Откуда мне было знать?
Вике становилось всё труднее сохранять спокойствие. Авария? Она была в машине с Максимом?
— …Да, похороны послезавтра. Но как я скажу ей, что Максим погиб, спасая её? Что водитель фуры уснул за рулём и врезался в них на перекрёстке… Что он прикрыл её собой…
Похороны. Максим погиб. Дышать стало трудно, но она продолжала притворяться спящей, сдерживая рыдания.
— Не знаю, Ань… Она только что узнала о беременности, была так счастлива, когда звонила мне с этой новостью… Спешила домой рассказать… А теперь это…
Беременность. Слово ударило с новой силой. Да, теперь Вика вспомнила — она была у гинеколога, получила подтверждение и звонила Олегу, но он был на совещании. Хотела сделать сюрприз, сказать лично…
— …Врачи говорят, с ребёнком всё в порядке, чудом уцелел. Но как ей сообщить, что мать Максима хочет встречи? Что его невеста названивает мне каждый день?
По щеке скатилась слеза. Невеста? У Максима была невеста?
— Я не знаю, стоит ли говорить ей сейчас, что Максим знал про ребёнка… Что она сама призналась ему в машине…
В палате воцарилась тишина, нарушаемая только монотонным пиканьем аппаратуры. Затем Олег продолжил, ещё тише:
— Лучше бы я никогда не слышал эту запись с видеорегистратора… Её последние слова перед ударом: «Только не говори Олегу, что ребёнок твой…»
Вике показалось, что стены смыкаются вокруг неё. Воспоминания нахлынули лавиной — та ночь полгода назад, когда Олег был в отъезде, их с Максимом откровенный разговор, вино, страсть… И последующие месяцы мучительных сомнений, когда она узнала о беременности. Глубоко внутри она всегда знала правду.
— Прости, Аня… Мне не стоит об этом говорить, — голос Олега звучал приглушённо. — Я люблю её, несмотря ни на что. И буду рядом, что бы ни случилось. Мне нужно идти, врач возвращается.
Шаги в коридоре. Вика понимала — настал момент выбора: продолжать притворяться или встретить правду лицом к лицу. Правду, где Максим погиб, спасая её и их ребёнка. Где муж знает об измене, но остаётся с ней. Где впереди — встреча с матерью погибшего и его невестой.
Олег вдруг взял её за руку, и этот жест стал решающим. Он был здесь, с ней, несмотря ни на что. Для него она не умерла — в отличие от Максима.
Вика медленно открыла глаза.
— Олег… — её голос был хриплым шёпотом.
— Вика! — в его глазах читалось облегчение, смешанное с тревогой. — Ты пришла в себя! Я сейчас позову врача…
— Подожди…
Её пальцы сжали его руку крепче. Лицо Олега застыло, будто высеченное из камня.
— Что именно ты слышала? — голос его был тихим, почти беззвучным.
— Всё. — Вика сглотнула ком в горле. — Про аварию. Про Максима. Про… ребёнка.
Олег опустился на стул, не выпуская её ладони. Их взгляды встретились — в его глазах не было ненависти, только глубокая, выстраданная боль.
— Я не хотел, чтобы ты узнала вот так…
— Я знаю.
Тишина между ними стала густой, непроглядной.
— Ты имеешь право ненавидеть меня, — прошептала Вика.
— Пытался, — Олег посмотрел на их сплетённые пальцы. — Все эти три дня. Не получилось.
Слёзы стояли в его глазах — Вика никогда не видела его плачущим.
— И что теперь? — её голос дрогнул.
— Теперь мы будем проходить через это вместе, — Олег поднял взгляд. — День за днём. Другого пути нет.
Он осторожно обнял её, избегая задеть трубки капельницы. В этом объятии было больше прощения, чем в тысяче слов.
— Я боюсь встречи с его матерью… — Вика прижалась лбом к его плечу.
— Мы пойдём к ней вместе. Когда будешь готова. — Он мягко погладил её спину. — И к Ксении тоже.
— Его невесте?
— Да. Она… хорошая. Поймёт.
Вика закрыла глаза, позволив слезам течь. Реальность оказалась страшнее кошмара, но она была жива. Её ребёнок — жив. А Олег… Олег остался с ней.
— Прости… — вырвалось у неё.
— Я знаю, — просто ответил он.
За окном занимался рассвет. Новый день. День, в котором им предстояло жить с этой болью, с этой правдой.
Вика крепче сжала его руку.
— Мы справимся.
Это звучало как клятва.
Дверь приоткрылась — на пороге стояла доктор Соловьёва.
— О, пациентка наконец-то с нами! — начала она бодро, но сразу заметила напряжённую атмосферу. — Кажется, я не вовремя…
— Нет, — Вика вытерла слёзы. — Мы готовы идти вперёд. Шаг за шагом.
Олег молча кивнул, сжимая её ладонь.
…
Неделю спустя Вика стояла у больничного окна, наблюдая, как осенний ветер гоняет по двору жёлтые листья. Завтра — выписка. Возвращение в мир, где нет стерильных стен и круглосуточного наблюдения.
В дверь постучали.
— Можно? — Олег замер на пороге с букетом хризантем и небольшой сумкой. — Принёс вещи.
— Заходи. — Она слабо улыбнулась. — Доктор только что была. Говорит, всё в порядке.
Олег поставил цветы в вазу (он приносил их каждый день, и медсёстры уже заранее наполняли её водой).
— Она звонила мне, — сказал он, доставая из сумки её домашнюю одежду. — Напоминала, что тебе нужен покой, никаких волнений и…
— И никаких разговоров о Максиме? — Вика закончила за него.
Олег замер, затем сел на край кровати.
— Не запрет. Просто… осторожность. Ради тебя. Ради малыша.
Малыш. Это слово всё ещё висело между ними невысказанным вопросом.
— Алла Петровна приедет завтра, — неожиданно сказал Олег.
Вика побледнела.
— Его… мать? Ты пригласил её к нам?
— Она сама попросилась. Я не мог отказать.
Тишина. Густая, тяжёлая.
— Я буду рядом, — добавил он. — Всё время.
— А Ксения? Она знает?
— Да. Алла Петровна ей рассказала.
— И что она…?
— Ничего. Просто перестала звонить.
Вика закрыла лицо руками.
— Я разрушила всё…
Олег обнял её, прижав к себе.
— Жизнь продолжается, Вик. Для всех нас.
…
Дом встретил их тишиной. Всё было на своих местах — те же фотографии, те же безделушки. Но мир изменился.
— Сделаю чай, — сказал Олег, усаживая Вику на диван. — Хочешь перекусить?
— Нет, спасибо. — Она огляделась. — Странно… Как будто я вернулась в другую жизнь.
Звонок в дверь заставил их вздрогнуть. Они переглянулись.
— Это она, — прошептала Вика, чувствуя, как холодеют пальцы.
Олег кивнул и пошёл открывать.
Алла Петровна оказалась невысокой седой женщиной с прямой спиной. Но больше всего Вику поразили её глаза — точь-в-точь как у Максима, карие с золотистыми искорками.
— Здравствуй, Виктория, — сказала она, останавливаясь в дверях гостиной. — Можно просто Алла.
— Здравствуйте… Алла. Вика попыталась подняться, но женщина остановила её жестом.
— Не вставайте, вам нельзя утруждаться. Я ненадолго.
Олег принёс чай, но никто не притронулся к чашкам. В комнате повисло тяжёлое молчание.
— Я пришла не за оправданиями, — наконец заговорила Алла Петровна. — И не чтобы обвинять.
— Тогда зачем? — едва слышно спросила Вика.
Женщина достала из сумки маленькую шкатулку и положила на стол.
— Его нательный крестик. Никогда не снимал. Хочу… чтобы он достался ребёнку.
Вика перевела взгляд с шкатулки на Аллу Петровну.
— Вы… уверены?
— Максим знал, — просто ответила женщина. — Он позвонил мне за час до… Сказал, жизнь преподнесла сюрприз и ему нужно принять решение.
Вика закрыла глаза, чувствуя, как сжимается горло.
— Простите меня…
— За что? — спокойно спросила Алла Петровна. — За то, что мой сын вас любил? Или за то, что выбрал спасти вас и ребёнка? Это был его выбор, Виктория.
Олег, молчавший до сих пор, неожиданно произнёс:
— Максим был лучше нас обоих.
— Да, — кивнула женщина. — И часть его будет жить в этом малыше. Я хочу быть частью его жизни, если вы разрешите.
Вика посмотрела на Олега — в его глазах читалось понимание. Она повернулась к Алле Петровне.
— Конечно. Вы — его бабушка.
На лице женщины впервые появилась слабая улыбка — печальная, но тёплая.
— Спасибо. Для меня это… важнее, чем вы можете представить.
Когда гостья ушла, пообещав навестить их через неделю, Вика в изнеможении откинулась на спинку дивана.
— Как ты? — тихо спросил Олег, садясь рядом.
— Не знаю, — она честно покачала головой. — Облегчение, вина, благодарность — всё сразу.
— Удивительная женщина.
— Как и ты — удивительный человек, — Вика сжала его руку. — Мало кто смог бы…
— Я не святой, Вик, — перебил он. — Просто… жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на ненависть. Максим понял это в свои последние минуты. Мне потребовалось три дня в больничном коридоре, чтобы прийти к тому же.
Через месяц Вика сидела в кабинете психолога — Олег настоял на терапии для них обоих, и теперь она была ему благодарна за это.
— Как прошла неделя? — спросила Марина Сергеевна, женщина с внимательным взглядом.
— Лучше, — ответила Вика. — Мы с Аллой Петровной были на УЗИ. У нас будет мальчик.
— И какие у вас чувства?
Вика задумалась.
— Смешанные. Когда врач сказал пол, Алла Петровна заплакала. Потом сказала, что Максим в детстве был очень спокойным.
— А Олег?
— Он… продолжает удивлять меня, — на губах Вики появилась лёгкая улыбка. — Вчера принёс каталоги детской мебели. Говорит, пора обустраивать детскую.
— Это хороший знак, — кивнула психолог. — А вы виделись с…
— С Ксенией? — Вика покачала головой. — Нет. Она уехала. Алла Петровна говорит, ей нужно время. Много времени.
— А вам? Что нужно вам, Вика?
Вопрос повис в воздухе. Вика посмотрела в окно на хмурое ноябрьское небо.
— Научиться жить с этим. Помнить о том, кто подарил нам этот шанс.
После сеанса Вика вышла на улицу и увидела ждущего её Олега. Он махнул ей из машины.
— Как прошло? — спросил он, когда она села.
— Хорошо, — она автоматически пристегнула ремень — теперь делала это всегда. — Поехали домой?
— Есть другие планы? — улыбнулся Олег.
Вика посмотрела на мужа — уставшего, похудевшего, но с прежними добрыми глазами.
— Давай заедем на кладбище, — тихо сказала она. — Я давно хотела, но боялась предложить.
Олег молча кивнул и завёл двигатель.
На кладбище было тихо. Свежая могила Максима была усыпана цветами — Алла Петровна приходила часто.
Вика положила принесённые хризантемы и долго стояла молча, положив руку на живот. Затем повернулась к Олегу.
— Я хочу назвать его Максимом, — сказала она, глядя мужу в глаза. — Но только если ты согласен.
Олег посмотрел на надгробие, потом на живот жены, и наконец — ей в глаза.
— Максим Олегович, — произнёс он. — Хорошее имя.
Вика прижалась к мужу, и они стояли так, обнявшись, под первыми снежинками — начало их новой жизни, где прошлое было прощено, а будущее, несмотря на всё, дарило надежду.
— Спасибо, — прошептала Вика, и в этом слове была благодарность обоим — тому, кто остался с ней, и тому, кто навсегда остался в её сердце.