Пока мама была в командировке, отчим отвёз падчерицу к женскому доктору. Врачи, увидев ЭТО, онемели…
Катя сидела на краешке стула в кабинете гинеколога, сгорбившись и нервно теребя рукав толстовки. Отчим, Павел Иванович, стоял у двери, стараясь выглядеть спокойным, хотя пальцы дрожали. Ему было неловко, но он знал, что должен был это сделать.
Мать Кати уехала в командировку на две недели. За пятнадцать лет она ни разу не оставляла дочь одну. Всё это время Павел Иванович был рядом — не с самого начала, конечно. Он пришёл в их жизнь, когда Кате было девять, и долго терпел её молчание, колкости и колючие взгляды. Он не лез, просто был рядом.
И вот в один из вечеров Катя, почти шёпотом, сказала:
— У меня кровь… какая-то странная.
Он не стал паниковать, не стал спрашивать ничего лишнего. Просто собрал документы, нашёл женскую консультацию, записал её и сказал:
— Пойдём. Вдвоём. Я подожду у двери, если хочешь. Но ты не одна.
Врачи — сначала медсестра, потом врач — действительно замерли, когда увидели результаты обследования. Но не от ужаса, нет. Просто… редко кто так вовремя приходит. И тем более — нечасто к ним приходят девочки с таким сопровождением.
— У неё врождённая особенность, — объяснил потом врач. — Она бы страдала всю жизнь, если бы не вы заметили. Всё поправимо, но вы спасли ей здоровье. А может, и больше.
Когда Катя вышла, она шмыгала носом, но не плакала. Просто подошла к отчиму и тихо сказала:
— Спасибо, что не испугался.
Он погладил её по плечу, не зная, что сказать. А потом вдруг услышал:
— Можно я тебя… папой зову?
Он отвернулся, быстро шмыгнул носом и кивнул.
— Можно.
А потом они пошли домой. Покупать пирог. Мамин любимый. Потому что завтра она возвращалась. А дома всё было в порядке.
На следующий день мама вернулась. Уставшая, с дорожной пылью на пальто и искренней улыбкой на лице — будто неделя была годом. В дверях Катя бросилась ей на шею, сжимая так крепко, как не делала давно. А Павел Иванович просто стоял рядом, будто ничего особенного не произошло.
— Ну что, как тут без меня? — улыбнулась мама, глядя на дочку. — Ты что-то изменилась. В глазах что-то другое…
Катя посмотрела на неё и вдруг тихо сказала:
— Мам, а у меня теперь два человека, которым я могу всё рассказать. Даже если страшно.
Мама вопросительно посмотрела на Павла. Он опустил глаза, развёл руками, будто извиняясь:
— Мы просто сходили к врачу. Катя сама всё рассказала, я только отвёз…
— Он был рядом, даже когда мне было неловко, — добавила девочка. — И не задавал лишних вопросов.
Мама подошла и вдруг обняла его — по-настоящему, с теплом, благодарностью, как обнимают родных. Не за то, что был рядом. А за то, что стал тем, кто рядом нужен.
— Спасибо, Паша.
И в тот вечер за ужином было всё, как всегда — но не совсем. Катя смеялась больше обычного. Павел Иванович что-то рассказывал про дурацкий случай на парковке. А мама просто смотрела на них и впервые за долгое время чувствовала: семья — это не кто с кем в браке. А кто не уходит, когда трудно.
А ночью, проходя мимо детской, Павел Иванович остановился у двери. Катя не спала.
— Ты что, не спишь?
— Нет. Думаю.
— О чём?
Она замолчала. А потом вдруг прошептала:
— Я думала, что ты чужой. А ты… будто всегда был. Просто я не замечала.
Он не вошёл. Только кивнул — хоть она и не видела. И ответил:
— Я и сам так чувствую. Спасибо, что заметила.
А утром, как обычно, был чай, бутерброды и спешка. Но теперь — с новым теплом, которое остаётся даже тогда, когда никто не говорит вслух.
Прошла неделя. Всё вернулось на круги своя — школа, работа, вечерние ужины, заботы. Но что-то незаметно изменилось.
Катя всё чаще смеялась. Иногда забывалась и, проходя мимо отчима, кидала:
— Пап, передай соль, пожалуйста.
А потом краснела. Но не убегала.
Он привыкал к этому слову, как к лучшей награде за годы тишины и терпения.
Однажды вечером она тихо положила ему на стол конверт. Без подписи. Внутри — детский рисунок. Она и он. Два человечка, рука об руку. А снизу — корявыми буквами:
«Спасибо, что был рядом, когда я сама не знала, как попросить об этом.»
Он долго сидел с этим листком, не зная — улыбаться или плакать. Просто сидел. Потому что знал: она ему поверила. По-настоящему. И теперь это уже навсегда.