Каждый стук собственного сердца отдавался в висках оглушительным грохотом, будто кто-то колотил молотком по наковальне изнутри. Маргарита стояла в прихожей, которая еще вчера была ее миром, ее крепостью, и не могла поверить в реальность происходящего. Это должно было оказаться дурным сном, самым жестоким за всю ее жизнь, от которого вот-вот наступит пробуждение. Но узкие полоски солнечного света, падающие из-за штор на знакомый паркет с потертостями, пылинки, танцующие в этих лучах, и плотный, осязаемый комок в горле говорили об обратном. Это была правда. Горькая, неудобная, ранящая.
— Вали отсюда, — произнес Виктор, ее супруг, человек, с которым она прожила бок о бок двадцать три года. Он даже не удостоил ее взглядом, продолжая рыться в картонной коробке, набитой ее же личными вещами — старенькими альбомами, книгами, шерстяными шарфами, которые она так любила. — Надоела. Алиска въезжает, а ты выметайся, пока я добрый.
Слово «добрый» прозвучало особенно цинично. Маргарита стояла, вжавшись в косяк двери, и наблюдала за этой сценой словно со стороны, из другого измерения. Он был в ее домашних тапочках, сшитых в виде смешных зверюшек. Она, эта самая Алиска, выглядывала из кухни с чашкой в руках — из ее любимого сервиза, того самого, с васильками, который когда-то давно они выбирали вместе на рынке, смеясь и споря о форме.
— Виктор, может, не надо так… — начала она, и в ее голосе слышалась неуверенная, слабая попытка вставить заступничество.
— Молчи. Это не твое дело, — отрезал он, не глядя на молодую женщину.
Вот интересно, подумала Маргарита, в какой именно миг она превратилась для него в прозрачную, невидимую, в пустое место, о которое можно вытирать ноги? Когда он перестал замечать ее новую стрижку? Когда в ответ на утреннюю улыбку стал бурчать что-то невнятное? Или гораздо раньше, когда его «рабочие пятницы» стали затягиваться далеко за полночь, а его телефон начал загадочно молчать при ее появлении в комнате?
— Это моя квартира, — произнесла она, и сама удивилась ровному, почти бесстрастному звучанию собственного голоса. Руки не дрожали, в глазах не стояли предательские слезы. Только ледяная пустота внутри. — Моя. Она досталась мне от бабушки еще до нашей свадьбы. Помнишь?
Виктор наконец повернулся. Его лицо было раскрасневшимся, глаза неестественно блестели — то ли от выпитого, то ли от накатившей волны неприкрытой злобы.
— Ну и что? Мы двадцать три года в браке. Все наше общее стало нашим. Все! Хочешь — в суд иди, доказывай там свои права. А пока что — вон!
— Ты меня из моей собственной квартиры выгоняешь? — переспросила она, все еще пытаясь осмыслить чудовищность этой фразы.
— Выгоняю. И что ты мне сделаешь? — Он сделал тяжелый шаг по направлению к ней, нависая плотной, знакомой тенью. — Иди куда хочешь. К маме своей, к сестре. Мне сейчас абсолютно все равно.
Алиска тихо хихикнула у него за спиной. Ей было лет тридцать, не больше. Ярко-рыжие, неестественного оттенка волосы, резкие черты лица. Когда-то, в далекой молодости, Маргарита тоже экспериментировала с цветом, красилась в рыжий. Это было еще до замужества, до рождения сына, в другой, параллельной жизни.
— Мама два года как умерла, ты что, забыл? — прошептала Маргарита, все еще не в силах поверить в реальность кошмара. Двадцать три года. Двадцать три года совместной жизни, общих праздников, преодоленных трудностей, выращенного сына. Разве это можно перечеркнуть одним взмахом руки?
— Ну тогда к сестре. Мне-то что? — Виктор зевнул, потянулся, демонстративно показывая, насколько ему скучна эта ситуация. — Алиска, кофе будет?
Именно в этот миг, услышав этот бытовой, почти семейный вопрос, адресованный другой женщине в ее кухне, Маргарита осознала всю глубину пропасти. Ей действительно некуда было идти. Сестра жила за тысячи километров, в Новосибирске. Подруги… Какие уж тут подруги, когда последние годы вся ее жизнь без остатка была посвящена дому, Виктору, его карьере, его настроению. Их сын, Артем, учился в Германии. Даже если она ему позвонит, что он сможет сделать? Прилетит через несколько дней, не раньше.
— Я позвоню в полицию, — сказала она, пытаясь найти хоть какую-то опору.
— Звони. — Виктор усмехнулся, и в этой усмешке было столько презрения, что Маргарита внутренне содрогнулась. — Скажешь им что? Что муж жену попросил на время съехать? Поверят, конечно. Они тебе анкету дадут на развод и всё. А квартирный вопрос будешь в суде решать. Месяцами. А может, и годами. А мы с Алиской тут пока поживем. Освоимся.
— Я здесь прописана! И по всем документам я — единственная хозяйка этой квартиры! — в голосе впервые прорвалась дрожь.
— И моя прописка тут имеется. И я твой законный муж. Совместно нажитое имущество — слыхала про такое, умная ты наша? — Он подошел к распахнутой двери в подъезд и жестом указал на нее. — Хватит болтать. Вон. Завтра приходи за своими пожитками, если они тебе так уж нужны. Часам к пяти. Не раньше.
Маргарита молча взяла свою сумку — она так и стояла у порога, с продуктами из ближайшего магазина. Достала из тумбочки в прихожей телефон, документы. Виктор не препятствовал, лишь наблюдал с высокомерной усмешкой. Паспорт, медицинский полис, банковская карта. Неужели это все, что нужно человеку для начала новой жизни? Сумка с продуктами и три документа в дрожащих пальцах?
— Ты еще пожалеешь обо всем этом, — сказала она, сама не понимая, зачем бросает в пустоту эти беспомощные слова.
— Конечно, пожалею. Буду реветь в подушку каждую ночь, — он фальшиво всхлипнул. — Давай, давай, не задерживай. Алиска ужин готовит, нам некогда с тобой тут препираться.
Дверь с глухим, окончательным стуком захлопнулась за ее спиной. Лифт, как назло, снова не работал — по старой, дурной традиции их дома, именно по пятницам его всегда отключали. Пять этажей вниз по холодным бетонным ступеням. В голове стояла та самая оглушительная тишина, которую не мог нарушить даже шум собственных шагов. Не злость, не ярость, не обида — просто огромная, всепоглощающая пустота.
На улице моросил мелкий, противный ноябрьский дождь. Сумерки сгущались быстро, в воздухе висела промозглая, пронизывающая сырость. Она остановилась у подъезда и подняла голову, глядя на четвертый этаж, где в ее окнах горел теплый, уютный свет. Нет, все равно ее. Квартира была ее. Бабушка Лидия, добрая и мудрая женщина, завещала ей это жилье, она жила здесь еще студенткой, мечтая о будущем, полном надежд.
Телефон в кармане завибрировал, заиграла мелодия — Лена, ее бывшая коллега, с которой они когда-то дружили целыми днями.
«Маргарита, ты где? Мы же договорились встретиться в кафе? Не забыла?»
Встреча. Точно, они договаривались увидеться в кафе на Дмитровской. Она совсем вылетело из головы — хотела отменить с утра, но Виктор с самого рассвета ходил хмурый и раздраженный, что-то кричал про то, что ему надоело смотреть на ее унылое лицо…
— Сволочь, — тихо, но внятно произнесла она вслух. Пожилая женщина, выгуливающая маленькую собачку, испуганно покосилась на нее и поспешно ускорила шаг.
Метро. Нужно было доехать до центра, до Лены. Та всегда была человеком с ясной головой, к тому же работала в юридической конторе — может быть, что-то подскажет, даст совет, бросит спасательный круг.
В вагоне метро она села у окна и уставилась в черное, мелькающее стекло. Смутное отражение смотрело на нее — бледное, осунувшееся лицо, седые волосы, небрежно собранные в хвост, старая, поношенная куртка. Пятьдесят два года. Больше половины жизни прожито, а она сидит в метро, выгнанная из собственного дома, почти без денег — на карте, как она прикинула, оставалось тысяч двадцать, не больше.
Как это вообще произошло? В какой момент она упустила нить своей собственной судьбы? Когда позволила другому человеку распоряжаться своей жизнью как своей собственностью?
— Дмитровская, — объявил приятный женский голос из динамиков.
Она вышла на улицу. Дождь усилился, превратившись в сплошную водяную стену. Кафе «Пилигрим» виднелось на углу — именно там они и договорились встретиться с Леной. Маргарита зашла внутрь, с трудом отряхивая промокшую насквозь куртку. Лена уже сидела за столиком у окна, увлеченно листая ленту в телефоне.
— Маргарита! — она вскочила, обняла ее с искренней теплотой. — Ты вся промокла! Как осенний котенок. Что случилось? Ты выглядишь совершенно разбитой.
И тут ее прорвало. Все, что она сдерживала в себе — и шок, и унижение, и боль, — вырвалось наружу бессвязным, сбивчивым рассказом. Она говорила про Виктора, про Алиску, про то, как ее, хозяйку, вышвырнули из собственного дома как надоевшую, ненужную вещь. Лена слушала, не перебивая, лишь временами морщила лоб, и в ее глазах читалось неподдельное сочувствие и растущее возмущение.
— Маргарит, погоди, успокойся, — сказала она наконец, когда поток слов иссяк. — Давай разберемся по порядку. Квартира точно на тебе оформлена?
— Да. Бабушка мне ее прямо завещала. Я там жила еще до замужества, это мое единоличное владение.
— А когда выходила замуж, брачный договор не подписывали? В девяностые это уже практиковалось.
— Какой договор? Мы в девяносто втором расписались, в самый разгар всей этой неразберихи. Тогда никто даже не думал о таких вещах. Любовь, семья, общий быт — вот что было важно.
— Значит, по умолчанию имущество считается общим. — Лена задумалась, постукивая пальцами по столу. — Но раз квартира твоя добрачная, теоретически она должна была остаться твоей при любом раскладе. Теоретически. На практике же… Маргарит, он же может начать доказывать, что вкладывал в нее крупные суммы — в ремонт, в коммунальные платежи все эти годы.
— Но я тоже вкладывалась! Я же всегда работала! Не меньше его!
— Знаю, знаю, дорогая. Но все это теперь придется доказывать. Чеки, квитанции, показания свидетелей. — Лена взяла ее холодную руку в свои теплые ладони. — Слушай, самое главное сейчас — не паниковать и не принимать поспешных решений. Ты к нему завтра за вещами собираешься?
— Он сказал приходить в пять.
— Ни в коем случае не ходи одна. Я с тобой. И знаешь что… — Лена достала телефон. — У меня есть подруга, прекрасный адвокат. Светлана Морозова. Она как раз специализируется на семейных делах, на разводах. Сейчас ей напишу, предупрежу.
— Лен, я не знаю… У меня нет денег на хорошего адвоката. Все сбережения ушли на учебу Артема в Германии.
— Для начала тебе нужна просто консультация. Первая встреча у нее всегда бесплатная. Она выслушает, оценит ситуацию и скажет, что делать дальше. Договорились?
Они просидели в кафе еще почти час. Лена рассказывала о своей работе, о детях, пыталась перевести разговор на более спокойные, отвлеченные темы, но Маргарита слушала вполуха. В голове, словно заезженная пластинка, крутилась одна и та же мысль: как он посмел? Как он мог так поступить после двадцати трех лет совместной жизни?
— Маргарит, поехали ко мне, — решительно сказала Лена, когда они допили уже остывший кофе. — У меня отличный раскладной диван. Переночуешь у меня, утром позавтракаем, а потом вместе отправимся к адвокату.
Они вышли из кафе. Дождь не унимался, заливая улицы мутными потоками. Лена поймала проезжающее такси, и они поехали к ней на Сокол, в небольшую, но уютную хрущевку.
В машине Маргарита молча смотрела в запотевшее окно на ночную, сверкающую огнями Москву. Миллионы огней, миллионы жизней. У каждого своя история, свои радости и горести. А у нее теперь была вот такая, горькая и несправедливая.
— Лен, — тихо сказала она, — а если суд все-таки решит, что квартира считается общим имуществом? Что ее придется делить?
— Тогда будешь продавать и делить деньги. Или он будет выплачивать тебе твою долю. Вариантов, на самом деле, много.
— А жить где? Где я буду жить?
Лена промолчала. Потому что простого и утешительного ответа на этот вопрос не было.
Квартира у Лены была маленькой, но очень ухоженной и гостеприимной. Она напоила Маргариту горячим чаем, укутала в мягкий, пушистый плед.
— Главное, Маргарит, — не сдавайся. Квартира твоя по праву, и ты обязана ее отстоять. Просто на это потребуется время и силы. Но мы справимся.
Но уснуть она не могла. Лежала на непривычно жестком диване и вглядывалась в потолок, на котором дрожали отсветы уличных фонарей. Что она сделала не так? В чем ее ошибка? Двадцать три года брака — это ведь не пустой звук. Они вместе растили Артема, пережили несколько переездов, делали ремонты, хоронили родителей… Когда же он успел возненавидеть ее настолько, чтобы вот так запросто вышвырнуть на улицу?
А может, он никогда ее и не любил? Может, все эти годы его привлекала только ее квартира в хорошем районе?
Под утро она ненадолго, тревожно забылась тяжелым, беспокойным сном. И ей снилась их квартира — залитая солнцем, с белоснежными занавесками, которые она так любила стирать и гладить. Она ходила по пустым, гулким комнатам, и от ее шагов разносилось эхо, словно в огромной пещере.
Проснулась она от аромата свежесваренного кофе. Лена уже была на ногах, собиралась на работу.
— Маргарит, вставай, солнышко. В десять у тебя встреча со Светланой. Ее контора на «Таганской», вот адрес. — Она протянула ей листок с аккуратным почерком. — Я ей все в общих чертах объяснила. Расскажешь все подробно, она тебе обязательно поможет.
— Лен, я не знаю, как тебя благодарить.
— Да брось ты. Мы же подруги. Что тут говорить. — Лена обняла ее крепко. — И вот, возьми немного денег на первое время. Не спорь со мной. Потом, когда все уладится, отдашь.
После ее ухода Маргарита еще долго сидела на маленькой кухне, пила горячий кофе и пыталась привести в порядок свои разрозненные мысли. План, вроде бы, был: адвокат, консультация, затем поход за вещами. Но что будет дальше? Долгие судебные тяжбы? Месяцы, а может, и годы борьбы за то, что и так по праву должно было принадлежать ей?
К девяти утра она уже выходила из подъезда. Метро, «Таганская», Воронцовская улица. Адвокатская контора располагалась на втором этаже старинного, отреставрированного особняка.
Светлана Морозова оказалась женщиной лет сорока пяти, с умными, проницательными глазами и короткой, практичной стрижкой. Она пригласила Маргариту в свой кабинет, усадила в удобное кресло и сама села напротив, приготовив блокнот.
— Итак, Маргарита Сергеевна, рассказывайте мне все с самого начала. Не упускайте никаких деталей.
И Маргарита рассказала. Снова, уже в третий раз за последние сутки, она переживала тот унизительный эпизод в прихожей. Светлана внимательно слушала, лишь изредка уточняя какие-то юридические нюансы.
— Квартира оформлена исключительно на вас?
— Да.
— Получена в собственность до заключения брака?
— Да, по завещанию от бабушки.
— За время совместного проживания проводился капитальный ремонт?
— Да, дважды. Первый раз в девяносто восьмом, второй — в две тысячи двенадцатом.
— И на чьи средства он осуществлялся? Помните?
— На наши общие. Мы с Виктором оба работали, все деньги складывались в общий бюджет.
Светлана что-то быстро записала в своем блокноте, ее лицо стало сосредоточенным.
— Маргарита Сергеевна, ситуация, на мой взгляд, складывается следующим образом. Квартира является вашей личной собственностью, это бесспорный факт. Однако ваш супруг имеет полное право подать встречный иск о признании ее совместно нажитым имуществом, ссылаясь на те самые вложения в ремонт. Суд, с большой долей вероятности, может присудить ему денежную компенсацию. Или даже обязать вас продать квартиру и разделить вырученную сумму пополам.
— То есть он все-таки может отобрать у меня половину моего же дома? — в голосе Маргариты прозвучало отчаяние.
— Теоретически — да, может сделать такую попытку. Но мы с вами не позволим этому случиться. — Светлана ободряюще улыбнулась. — Ваши действия на сегодня должны быть такими. Вы отправляетесь домой. Подчеркиваю — именно домой, в свою законную квартиру. Он не имеет никакого юридического права выгонять вас оттуда. Если он попытается вам помешать или применить силу — вы немедленно вызываете полицию. Это четко и ясно?
— Но там же сейчас эта… Алиса. Они там вместе.
— Какая разница? Это ваша собственность. Вы имеете полное законное право находиться в ней когда угодно и с кем угодно. Более того, именно вы имеете полное право выставить его и его сожительницу за дверь, если посчитаете нужным.
Маргарита смотрела на адвоката с широко раскрытыми глазами. Неужели все действительно настолько просто? Закон на ее стороне?
— А если он просто не откроет мне дверь?
— Замки в квартире вы не меняли после своего ухода?
— Нет. Я вчера ушла, захватив свои ключи.
— Тогда вы просто открываете дверь своим ключом и входите внутрь. Это ваше законное право как собственницы.
Она вышла из здания адвокатской конторы около половины двенадцатого. На улице, как бы в насмешку, светило яркое ноябрьское солнце, дождь прекратился, небо было чистым и безоблачным. У нее было странное, двойственное ощущение: вчера вечером ей казалось, что ее жизнь подошла к концу, рухнула в тартарары, а сегодня… Сегодня она чувствовала себя солдатом, идущим в бой, чтобы отвоевать свою территорию, свой дом, свое достоинство.
Метро, четыре остановки, знакомый район. Она поднималась по лестнице родного подъезда — лифт, по традиции, все еще бездействовал — и сердце ее бешено колотилось, словно перед решающим, судьбоносным экзаменом. Ключи в кармане пальто отзывались тихим, звенящим перестуком.
Четвертый этаж. Ее дверь. Нет, пока еще их общая дверь. Но очень скоро, надеялась она, она снова станет только ее.
Она вставила ключ в замочную скважину. Медленно повернула его. Защелкнуло. Дверь беззвучно отворилась.
В квартире царила звенящая тишина. В воздухе витал запах кофе и чего-то еще — тех самых дешевых, приторных духов, которыми пользовалась Алиса. Маргарита сняла ботинки, прошла в коридор.
— Виктор? — тихо позвала она, прислушиваясь.
В ответ — лишь тишина. Странно. Вчера он четко сказал приходить в пять вечера, а сейчас был всего лишь полдень.
Она заглянула в кухню — никого. В раковине громоздилась гора немытой посуды, в пепельнице лежали окурки. В гостиной диван был разобран, одеяло скомкано. Значит, ночевали здесь. В ее гостиной.
Спальня. Дверь была приоткрыта. Она легонько толкнула ее.
И замерла на пороге, не в силах сделать ни шагу.
На их с Виктором кровати лежала одна Алиса. Она спала, беззаботно раскинув руки. Ярко-рыжие волосы были в беспорядке, на прикроватной тумбочке стояла пустая бутылка из-под недорогого вина.
Виктора нигде не было видно.
Она тихо, стараясь не производить шума, прикрыла дверь и вернулась на кухню. Сели за стол. Значит, вот как все обстоит. Он привел эту женщину, переночевал с ней и ушел. Вероятно, на работу. Или, кто знает, может, к кому-то еще.
Внезапно громко, разрывая тишину, зазвонил ее телефон. Незнакомый номер.
— Да? Алло? — ответила она.
— Маргарита Сергеевна Ковалева? — Мужской голос, официальный и безэмоциональный. — Это больница имени Боткина. У нас находится ваш супруг, Ковалев Виктор Николаевич.
Ее сердце провалилось куда-то в бездну, в пятки.
— Что с ним? Что случилось?
— Дорожно-транспортное происшествие. Примерно час назад на Ленинградском проспекте. Состояние оценивается как тяжелое, он находится в отделении реанимации. Вы можете срочно приехать?
Она медленно опустила трубку. Взгляд ее снова упал на закрытую дверь спальни, за которой безмятежно похрапывала Алиса. Потом снова на телефон.
ДТП. Реанимация. Тяжелое состояние.
Нужно ехать. Она же его официальная жена. По документам. Двадцать три года вместе.
Но почему-то внутри все сопротивлялось, не хотело этого делать. Совсем не хотело.
Она налила себе стакан воды из-под крана и залпом выпила его. В голове проносились обрывки мыслей, одна страшнее другой. Если он умрет… Нет, так думать нельзя, это ужасно. Он все-таки человек. Отец ее сына.
Но если он умрет… квартира останется ей. Одной. Бесспорно.
Боже правый, что за чудовищные мысли лезут в голову?
Она схватила сумку и почти выбежала из квартиры. Больница находилась на другом конце мегаполиса, дорога заняла около сорока минут. В вагоне метро она стояла, вцепившись в холодный поручень, и смотрела в черное стекло, в мелькающие огни туннеля.
Виктор в реанимации. Возможно, умирает. А она думает о квадратных метрах.
Какая же она отвратительная.
Или просто… живая?
Больница встретила ее резким, знакомым запахом антисептиков и лекарств. Реанимационное отделение располагалось на третьем этаже. Она поднялась, подошла к посту дежурной медсестры.
— Я жена Ковалева. Мне звонили.
— Проходите, пожалуйста. Палата номер пять. Но ненадолго, скоро обход врача.
Виктор лежал на больничной койке с закрытыми глазами. Рука была подключена к капельнице, к груди и телу тянулись провода от мониторов, отслеживающих жизненные показатели. Лицо было землистого, серого оттенка, на лбу виднелась свежая ссадина. Дышал он тяжело и прерывисто.
Она присела на стул у кровати и просто смотрела на него. Вот он, ее муж. Двадцать три года совместного пути. Она вспомнила, как они познакомились — на танцах в местном Доме культуры. Он танцевал ужасно, не попадая в ритм, но старался изо всех сил. Потом провожал ее до дома, рассказывал смешные истории и анекдоты. Ей было весело.
Когда же именно перестало быть весело? Когда смех закончился?
— Вы супруга? — В палату вошел молодой врач в белоснежном халате. — Пройдемте, пожалуйста, в коридор.
Они вышли.
— Диагноз предварительный: множественные переломы ребер, серьезное сотрясение мозга, внутреннее кровотечение. Нам удалось стабилизировать его состояние, но прогноз пока остается неопределенным. Ближайшие двадцать четыре часа будут решающими.
— Он… он выживет? — прошептала она.
— Пятьдесят на пятьдесят. Шансы равны. — Врач внимательно посмотрел на нее. — Вы как, держитесь? Может, успокоительного?
— Нет, спасибо, я справлюсь.
Она вернулась в палату. Снова села на свой стул. Виктор лежал неподвижно, лишь грудь ритмично поднималась и опускалась в такт работе аппарата искусственной вентиляции легких.
Пятьдесят на пятьдесят. Монетка, подброшенная в воздух.
Телефон снова завибрировал. Лена.
«Ну как? Попала в квартиру? Что там?»
Она набрала короткое сообщение: «Виктор в больнице. ДТП. Реанимация. Тяжело».
Ответ пришел почти мгновенно: «О боже! Это серьезно? Мне приехать к тебе?»
«Пока не надо. Я тут побуду. Если что, позвоню».
Она оставалась там. Час. Два. Медсестра периодически заходила, проверяла показания приборов, что-то регулировала и уходила. Виктор не двигался.
Около четырех часов дня она встала, чтобы размять затекшие ноги. Предупредила медсестру, что выйдет ненадолго, на час, и скоро вернется.
На улице вновь начинал накрапывать мелкий, холодный дождь. Она дошла до ближайшего круглосуточного магазина и купила кофе в автомате. Пила его, стоя под бетонным навесом и глядя на серое, низкое небо.
Если он умрет…
Нет. Нельзя об этом думать.
Но мысль, как назойливая муха, кружила в сознании. Если умрет — не будет никаких судов, разделов, борьбы с Алисами. Все разрешится само собой, быстро и окончательно.
Она допила горький напиток, смяла бумажный стаканчик и бросила его в ближайшую урну.
Когда она вернулась в больницу, в реанимации ничего не изменилось. Виктор по-прежнему лежал без движения, мониторы тихо пищали, отслеживая жизнь.
— Знаете, вам лучше пойти домой, отдохнуть, — мягко сказала медсестра. — Он сегодня все равно не придет в сознание, ему ввели сильнодействующие препараты. В случае любых изменений мы вам сразу позвоним.
Домой. А где ее дом сейчас?
Она вышла из больницы. На улице уже давно стемнело. Метро, четыре остановки, знакомый подъезд. Она поднялась на четвертый этаж.
Открыла дверь своим ключом.
В квартире горел свет. Из кухни доносились оживленные женские голоса. Она прошла туда.
За кухонным столом сидели Алиса и еще одна девушка, такого же возраста и стиля. Перед ними стояла уже почти пустая бутылка вина и тарелка с сырной нарезкой.
— А, это ты вернулась, — Алиса даже не пошевелилась. — Чего надо?
Маргарита посмотрела на нее — на эти яркие, неестественные волосы, на грубый макияж, на наглое, самоуверенное лицо.
— Виктор в больнице, — произнесла она ровным, лишенным эмоций голосом. — ДТП. Врачи говорят, может не выжить.
Алиса резко побледнела. Бокал выскользнул из ее пальцев, упал на стол, оставив красное винное пятно на скатерти.
— Ты… ты врешь! — выдохнула она.
— Больница имени Боткина, реанимация, палата номер пять. Можешь сама позвонить и уточнить, — Маргарита повернулась к ней спиной и направилась в спальню.
Девушка, сидевшая с Алисой, испуганно ахнула. Алиса схватила свой телефон и начала лихорадочно что-то набирать.
Маргарита тем временем вошла в спальню. Достала из-под кровати небольшой чемодан — Алисин. Открыла его прямо на одеяле и стала методично складывать туда разбросанные по комнате вещи — шелковый халат, блузки, косметичку.
— Эй, ты что это делаешь?! — в комнату влетела взбешенная Алиса.
— Собираю твои вещи. Это моя квартира, и я хочу, чтобы ты немедленно ее покинула.
— Но Виктор сказал…
— Виктора здесь нет. А я — здесь. И это мой дом. — Маргарита с щелчком защелкнула замки на чемодане и протянула его Алисе. — Проваливай. И чтобы я больше тебя здесь никогда не видела.
Алиса смотрела на нее с выражением шока и злобы. Затем с силой выхватила чемодан из ее рук, резко развернулась и почти выбежала из спальни. Ее подруга, бросив на Маргариту испуганный взгляд, последовала за ней. Через мгновение дверь в подъезд громко хлопнула.
В квартире воцарилась полная, оглушительная тишина.
Маргарита медленно опустилась на кровать — на свою кровать, в своей спальне, в своей квартире. Взглянула на телефон. Было половина девятого вечера.
Нужно написать Артему. Сообщить об отце. Он должен знать.
Но руки не поднимались сделать это. Потому что тогда он обязательно спросит: «Мама, а где ты была? Почему это произошло?»
И что она сможет ему ответить?
Она легла на кровать, не раздеваясь. Уставилась в потолок. Завтра утром позвоню в больницу, узнаю о его состоянии. Потом напишу Артему. Потом… потом снова пойду к адвокату и начну официально оформлять развод. Пока он лежит в больнице и не может активно препятствовать — самое подходящее время.
Нет, это как-то низко, подло.
Или это просто благоразумно?
Она закрыла глаза. В голове, словно кадры из старого кино, мелькали образы: Виктор на больничной койке, Алиса с чемоданом в руках, адвокат Светлана, бабушка Лидия… Уснула она лишь под самое утро, когда за окном уже начинало светать.
Ее разбудил настойчивый звонок телефона. Было восемь утра. Звонили из больницы.
— Маргарита Сергеевна? Ваш супруг пришел в сознание. Состояние стабилизировалось, прогноз стал более благоприятным. Можете приехать.
Она положила трубку. Значит, выжил. Что ж, это хорошо. Теперь они смогут развестись цивилизованно, через суд, без крайностей.
Она встала, приняла душ, переоделась в чистую одежду. Собиралась уже ехать в больницу, как вдруг телефон снова зазвонил.
Неизвестный номер.
— Алло? Я слушаю.
— Маргарита Сергеевна Ковалева? — Женский голос, сухой и деловой. — Это нотариальная контора Петровой. Мы ведем наследственное дело. У нас к вам вопрос.
— Какое наследственное дело? О чем вы?
— Недавно скончалась ваша тетя, Людмила Сергеевна Кравцова. В ее завещании вы указаны как единственная наследница. Вам необходимо в ближайшее время явиться к нам для оформления всех необходимых документов.
Маргарита медленно опустилась на стул в прихожей.
— Тетя Люся? Но мы с ней не общались лет десять, если не больше… Она жила очень замкнуто.
— Тем не менее, согласно ее последней воле, вы являетесь наследницей всего ее имущества. А именно — трехкомнатной квартиры в центре Москвы, на Чистых прудах. Будьте добры, приезжайте, мы обсудим все детали и дальнейшие шаги.
Квартира. Трехкомнатная. В самом центре города.
Она обвела взглядом свою старую, привычную двушку — эти стены, эту мебель, эти воспоминания. Двадцать три года жизни прошли здесь. Она когда-то выходила замуж за Виктора, в том числе и из-за этой квартиры, если быть до конца честной. Он тогда ютился в общежитии, а она была владелицей отдельного жилья. Он казался таким удобным, таким покладистым.
А теперь…
Теперь у нее будет другая квартира. Лучше. Больше. В престижном районе.
И Виктор с его интрижками и предательством стал ей абсолютно не нужен.
Она набрала номер своего адвоката.
— Светлана? Это Маргарита Ковалева. Давайте начинать официальное оформление развода. Полного и безоговорочного. Эту квартиру… пусть заберет себе. Она мне больше не нужна.
Прошло три месяца. Маргарита въехала в новую квартиру на Чистых прудах. Высокие, украшенные лепниной потолки, дубовый паркет, большие окна, выходящие на зеленый бульвар. Ее тетя Людмила, оказывается, была женщиной с характером и смогла скопить за жизнь приличное состояние, никому об этом не рассказывая.
Виктор остался в их старой двушке. Один. Алиса сбежала от него, как только поняла, что бракоразводный процесс лишит ее всяких надежд на жилье — ей была нужна именно квартира, а не он сам. Артем приезжал на зимние каникулы, жил у матери. Говорил, что к отцу не хочет даже заходить — «он там вечно пьяный, мам, и в квартире у него бардак и грязь».
Маргарита устроилась на новую работу — в небольшое, но уважаемое издательство, на должность литературного редактора. Зарплата была не самой высокой, но дело ей нравилось, душа радовалась. Каждое утро она проходилась по бульвару, заходила в уютное кафе на углу, пила кофе и с удовольствием наблюдала за просыпающимся городом.
А по вечерам, сидя у своего большого окна, она иногда думала о причудливых поворотах судьбы. Виктор так хотел выгнать ее, отобрать ее жилье — и в итоге остался ни с чем, в одиночестве и с пустотой внутри. А она обрела новую жизнь. Настоящую. Ту, которой всегда заслуживала.
Лена говорит, что это карма, воздаяние за все причиненные страдания. Адвокат Светлана считает, что это просто удачное стечение обстоятельств. А Маргарита думает, что жизнь — она как калейдоскоп. Стоит сделать один неверный поворот, и картина меняется до неузнаваемости. Но иногда узор складывается в нечто более прекрасное, чем было прежде.
Накануне она случайно встретила Алису в метро. Та прошла мимо, не узнав ее. Маргарита теперь выглядела по-другому — подстриглась, снова, как в юности, покрасила волосы в рыжий, купила элегантное пальто. Алиса же шла, опустив голову, бледная, уставшая, в дешевой, потертой куртке.
Маргарита вышла на своей станции — «Чистые пруды» — и неспешной походкой направилась домой. На бульваре уже набухали почки на деревьях, чувствовался легкий, свежий ветер, пахло весной. Впереди была целая жизнь.
Новая жизнь.
Только ее жизнь.