Алиса прильнула лбом к прохладному стеклу палаты, ощущая под пальцами мерный, убаюкивающий вздох новорожденного сына, прижатого к ее груди. Третьего сына. За окном, в свете фонарей, кружился, словно в замедленной съемке, густой мартовский снег. Такой же слепой и безысходный, как и шесть лет назад, когда она, восемнадцатилетняя, испуганная до оцепенения, впервые держала на руках сверток с собственной судьбой и думала, что жизнь кончена, замурована в четырех стенах безысходности.
Но тогда появился Дмитрий. Он возник из ослепительной метели, словно ангел-хранитель без крыльев, в потертой куртке и с робкой улыбкой. Он протянул руку, когда весь мир, включая самых близких, демонстративно отвернулся, хлопнув дверью.
А теперь… Теперь его телефон был мертв, безмолвен уже третьи сутки. Эта тишина была громче любого крика, она звенела в ушах, пульсировала в висках, леденила кровь.
Алиса не знала, что сегодня, спустя несколько часов, он скажет ей те самые слова. Те, что разрежут прошлое, как скальпель, и разделят ее жизнь на два чужих друг другу континента — «до» и «после». Она не знала, что все эти годы была лишь бледной, безмолвной тенью в чужом, ослепительно ярком романе, статистом в спектакле, где у нее даже не спросили, хочет ли она играть эту роль.
Но что-то темное и древнее, дремавшее на дне ее души, уже шептало, пробираясь сквозь усталость и надежду: «Ты всегда это знала. Всегда».
Шесть лет назад. Холод отчаяния.
— Алиса, ты вообще осознаешь, что натворила? — голос матери дрожал, а взгляд был острым и чужим, будто она видела перед собой не дочь, а неприятную незнакомку. — Какой-то вертопрах, ветреница, и вот он — «результат»! И что теперь с тобой будет?
— Мамочка, я не планировала… Я искренне верила, что у нас все серьезно, что мы будем вместе… — Алиса сжимала ладони, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Ей было двадцать два, она только-только получила диплом, в ее сумке лежало резюме, разосланное в перспективные компании, а в голове — планы на самостоятельную, яркую жизнь. А теперь внутри рос и шевелился ребенок. Ребенок от Артема, бывшего однокурсника, который, узнав о беременности, брезгливо поморщился и сказал: «Ну, Аля, ты же взрослая девочка, сама справишься. Мне еще карьеру строить, нагуляться, ты же понимаешь?»
«Понимаю», — тогда ответила она, глотая слезы. Понимала, что стала для него обузой, досадной помехой, «ошибкой молодости».
— Не планировала! — отец с такой силой ударил кулаком по столу, что задребезжала хрустальная вазочка. — Мы не намерены брать на себя ответственность за твои ошибки! Растить ребенка от какого-то проходимца? Никогда!
Друзья… Друзья разлетелись, как тараканы при включенном свете. «Сама виновата, надо было головой думать, а не эмоциями», «Я не хочу влезать в твои проблемы, у меня своих хватает», «Тебе нужно решать это самой». Фразы сливались в один оглушительный хор осуждения.
Алиса осталась в полной, давящей тишине одиночества. Совершенно одна на всем белом свете.
И тогда, словно случайная нота в беззвучной симфонии ее отчаяния, появился Дмитрий.
Они учились на одном потоке, но их пути редко пересекались. Он был сиротой, тихим, замкнутым парнем, чье присутствие обычно растворялось в более яркой и шумной студенческой толпе. Работал программистом, жил аскетично, в мире нулей и единиц, и, казалось, его все устраивало.
— Алиса, привет, — он перегородил ей дорогу у выхода из университета, смущенно переминаясь с ноги на ногу. — Я слышал… что у тебя, возможно, трудный период.
Она застыла, чувствуя, как по щекам разливается краска стыда. Значит, слухи дошли и до него. Ее позор стал публичным достоянием.
— Слушай, если тебе нужна какая-то помощь… Я могу… — Дмитрий нервно провел рукой по своим коротко стриженным волосам. — Я хочу сказать, что не все мужчины такие… Я могу быть рядом. Если позволишь.
Алиса смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она не ожидала такого, да и почти не знала его. Сердце, закованное в лед недавних предательств, не отозвалось. Она промолчала, лишь кивнула, и прошла мимо, оставив его стоять под мокрым снегом.
Призрачное убежище.
Алиса жила в небольшой «съемной» квартирке, которая на самом деле принадлежала ее тете; она платила лишь за коммуналку, а родители иногда подкидывали на продукты. Переехала она сюда еще на первом курсе, чтобы быть ближе к институту, а после выпуска так и осталась.
И вот, спустя неделю после той странной встречи, Дмитрий снова появился в ее жизни. Стук в дверь, а за ним — он, с двумя пакетами продуктов, с робкой, но настойчивой решимостью в глазах. Он стал приходить каждый день. Приносил еду, фрукты, витамины. Помогал собирать детскую кроватку, вкручивал винтики, вешал полочки, молча и сосредоточенно. Ходил с ней на УЗИ, и она видела, как он завороженно смотрит на экран, где pulsed крошечное, еще не рожденное существо.
— Зачем ты все это делаешь? — вырвалось у нее однажды поздно вечером, когда они вдвоем пытались понять инструкцию к стерилизатору. — Почему ты тратишь на меня свое время?
— Потому что ты не заслуживаешь быть одной, — его ответ был простым и искренним, как удар в сердце. — Никто не заслуживает.
Когда родился Лев, Дмитрий был в приемной. Он первый, еще до медсестер, взял малыша на руки, и смотрел на него с такой трепетной, неземной нежностью, что у Алисы внутри что-то ёкнуло, сжалось от непонятной надежды. Родители, приехавшие посмотреть на внука, увидев эту картину — уставшую дочь и счастливого молодого человека с младенцем на руках, — заметно оттаяли.
— Давай поженимся, — сказал он ей через месяц, когда они сидели на кухне и пили чай, а Лев сладко посапывал в своей колыбели.
— Что? — Алиса поперхнулась, не веря своим ушам.
— Я абсолютно серьезен. Львушке нужен отец. А мне… — он запнулся, глядя куда-то мимо нее, в стену. — Мне нужна семья. Та, которой у меня никогда не было. Я… я люблю тебя, Аля.
Она не любила его. Не так, как любила Артема — той безумной, всепоглощающей, слепой страстью, что сжигает дотла. Но Дмитрий был ее скалой, ее пристанью в страшном шторме. Разве этой надежности, этой верности было недостаточно для счастья? Разве долг не важнее чувств?
Они расписались тихо, в полупустом ЗАГСе, без гостей, колец и пышного торжества. Родители узнали постфактум и, кажется, были только рады, что дочь «пристроилась», да еще и за такого, казалось бы, надежного человека.
А через год Алиса родила Соню. На этот раз от Дмитрия. «Вот теперь мы по-настоящему семья», — думала она, наблюдая, как муж, сияя, качает на руках маленькую принцессу в розовом конверте.
Но где-то в глубине, в самом потаенном уголке души, шевелилось холодное, необъяснимое чувство. Она его так и не полюбила, не чувствовала того электричества, той страсти. Она просто привыкла к нему, как привыкают к тиканью часов, — он стал фоном, неотъемлемой, но не самой желанной частью ее существования.
Трещины в фундаменте.
Шли годы. Дмитрий сделал головокружительную карьеру, из простого программиста превратившись в руководителя отдела. Но вместе с повышением пришли и бесконечные задержки на работе. Он возвращался затемно, уставший, бледный, отстраненный.
— Аврал, новый проект, дедлайны горят, — отмахивался он, избегая встречаться с ней глазами, его взгляд скользил по стенам, по детям, по ней, но не задерживался.
Алиса старалась изо всех сил. Она стала идеальной, с точки зрения общества, женой: вкусно готовила, поддерживала безупречную чистоту, посвящала все время детям. Она строила красивую, картонную крепость семейного очага, внутри которой было пусто и холодно.
Счастья не было. Был routine, была привычка, была иллюзия.
Первый раз он ушел, когда Соне исполнилось три года.
— Мне нужно… время. Просто побыть одному. Подумать, — голос Дмитрия был плоским, без эмоций, пока он складывал вещи в спортивную сумку. — Я запутался. Во всем.
— Что я сделала не так? — голос Алисы предательски дрогнул. — Скажи, я исправлю!
— Дело не в тебе, Аля. Ты идеальна. Идеальная жена, идеальная мать.
— Тогда в чем?! — она почти крикнула, хватая его за рукав.
— Я не знаю! — он впервые взорвался, резко дернув руку. — Просто не могу больше дышать этим воздухом! Не могу!
Он исчез на две недели. Не брал трубку, не отвечал на сообщения. Алиса металась по опустевшей квартире, впадая в отчаяние, уверенная, что все кончено, что ее карточный домик рухнул.
А потом он вернулся. С огромным букетом белых роз, дорогими подарками детям и покаянным взгляом.
— Прости меня. Я… я был слепцом и дураком. Вы — мое все. Единственная семья, которая у меня есть. Я не могу без вас.
Алиса простила. Потому что в ее мире, лишенном опор, он оставался единственной скалой. Потому что она боялась снова остаться одной, с двумя детьми на руках. Потому что ей внушили, что ради детей можно пожертвовать всем, даже призраком собственного счастья.
Через полтора года она забеременела в третий раз. Дмитрий выслушал новость молча, уткнувшись взглядом в экран ноутбука.
— Ты рад? — спросила Алиса, пытаясь поймать его взгляд.
— Конечно, — он механически кивнул, все так же глядя в монитор. — Конечно, я рад.
Приговор у роддомовского окна.
Алиса лежала в роддоме с новорожденным Тихоном. Телефон был мертвым грузилом в ее ладони.
«Наверное, аврал на работе, срочный вызов, проблемы с сервером», — пыталась она успокоить себя, но внутри нарастала ледяная волна, сковывающая каждый мускул.
Когда на третий день он наконец появился на пороге палаты, Алиса с первого взгляда поняла — приговор вынесен. Лицо его было землистым, глаза запавшие, воспаленные, словно он не спал все эти дни, ведя изнурительные внутренние битвы.
— Дмитрий, что случилось? — ее собственный голос прозвучал хрипло и чуждо.
Он тяжело опустился на край кровати, уставившись на узор больничного линолеума.
— Аля… Мне нужно сказать тебе нечто ужасное.
— Ты болен? — сердце ушло в пятки, сжалось в ледяной ком. — С тобой что-то случилось?
— Нет. Со мной все в порядке. — Он судорожно, с присвистом вдохнул. — Я… Боже, как же это тяжело… Я не могу больше жить в этой лжи. Мучить тебя. Истязать себя. — Он поднял на нее глаза, и в них плескалась такая бездонная боль, что Алису передернуло. — Я всегда любил другую.
Тишина. Абсолютная, оглушительная. Только нарастающий гул в ушах и бешеный стук собственного сердца, выбивающего отсчет последним секундам ее старой жизни.
— Что?
— Я влюбился в нее еще на первом курсе. Она училась на параллельном потоке, мы почти не пересекались, но я… я сходил по ней с ума. Каждый день. Она была как солнце — яркая, умная, недосягаемая. Я боялся даже подойти, заговорить. А потом учеба закончилась, и я подумал, что пора взрослеть, забыть, построить нормальную жизнь. — Слова лились из него потоком, будто он боялся, что его перебьют, не дадут договорить. — Когда я встретил тебя в той ситуации… я увидел шанс. Спасти тебя, дать тебе и ребенку имя, создать семью, ту, о которой я мечтал, и наконец-то вычеркнуть ее из сердца. Я правда пытался полюбить тебя, Аля. Клянусь. Я очень старался.
— Дмитрий…
— Полгода назад ее взяли на работу в нашу компанию, — он продолжал, не слушая, завороженный собственным признанием. — Я увидел ее в коридоре у кофемашины, и… все рухнуло. Все эти годы оказались пылью. Ничего не прошло. Ни-че-го. Мы стали общаться, работать над одним проектом… Она не замужем. Свободна. И я… Господи, я понял, что это мой второй, может быть, последний шанс. Шанс быть по-настоящему счастливым.
— Ты… изменял мне? — ее голос был тихим и странно спокойным, будто принадлежал не ей.
— Нет! — он резко вскинул голову, и в его глазах вспыхнул огонь. — Нет, я не мог. Я не хотел предавать тебя, врать, вести двойную жизнь. Поэтому я и пришел сюда. Поэтому говорю тебе все сейчас.
— Сей-час? — Алиса невольно прижала к себе Тихона, ища в его тепле защиты. — Когда я только что родила тебе сына?!
— Я знаю, что поступаю как последний подлец, — его голос сорвался на шепот. — Я это осознаю каждой клеткой. Но дальше будет только хуже. Я начну врать, изворачиваться, а ты будешь чувствовать фальшь, мучиться, сходить с ума… Я не хочу превращать нашу жизнь в кромешный ад! Ты прекрасный человек, Аля. Ты заслуживаешь того, кто будет любить тебя по-настоящему, всем сердцем, а не по остаточному принципу!
— А дети? — слезы, горячие и соленые, наконец хлынули по ее щекам, оставляя жгучие следы. — Трое детей, Дмитрий! Трое!
— Я не брошу их! Никогда в жизни! — он схватил ее холодную руку, и его ладонь была влажной и горячей. — Я буду обеспечивать, помогать, видеться, участвовать. Лев для меня родной, хоть мы и не связаны кровью. Я люблю их всех. Но я не могу больше притворяться, что люблю тебя как жену. Это ложь. И по отношению к тебе, и по отношению ко мне, и… к Ольге.
Этот человек, который шесть лет был ее опорой, который держал ее за руку в самые темные времена, который называл ее своей семьей… Он все эти годы носил в сердце образ другой женщины?
— Как ее зовут? — прошептала Алиса, глядя в окно, за которым все так же безучастно падал снег.
— Ольга. Ольга Захарова. Вы были на разных потоках, вряд ли ты…
— Помню, — перебила его Алиса, и в памяти всплыл образ: высокая, стройная блондинка с длинными волосами и заразительным смехом. Та, на которую засматривались все парни на курсе. — Очень красивая.
Дмитрий молча кивнул, опустив голову.
— Ты хочешь уйти? Прямо сейчас?
— Я… — он растерялся. — Я заберу вас из роддома, помогу устроиться дома, обеспечу деньгами. Я не брошу вас в беде, Аля, я…
— Нет, — ее голос прозвучал стально, неожиданно для нее самой. — Уходи сейчас. Мы справимся сами.
— Алиса…
— Уходи!
Он медленно поднялся, постоял несколько секунд, будто ожидая чего-то, какого-то чуда, слова, которое все изменит. Но она не сказала ничего, продолжая смотреть в окно. Тогда он развернулся и вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Алиса смотрела на снег, на снующие внизу машины, на серое небо, и понимала, что ее жизнь снова раскололась на «до» и «после». Но на этот раз «после» было абсолютно черным, бездонным и пугающим.
Горькое лекарство правды.
Развод. Трое детей с разницей в возрасте, бессонные ночи, бесконечный плач младенца, истерики уставшей Сони и молчаливые упреки в глазах подросшего Льва. Алисе казалось, что она сходит с ума, что она вот-вот развалится на части под грузом ответственности и непрожитой боли.
Дмитрий приходил каждые выходные, забирал Льва и Соню. Привозил памперсы, смеси, оставлял конверты с деньгами. Но каждый раз, когда Алиса открывала ему дверь, она видела на его лице такую муку, такое неподдельное страдание, что у нее сжимались кулаки и хотелось кричать: «Это ты все решил! Не делай из себя мученика!»
— Как ты? — робко спрашивал он.
— Просто замечательно, — отвечала она, и ее улыбка была острее бритвы. — Цвету и пахну.
Однажды он пришел не один. С ней.
Алиса увидела в дверном проеме Ольгу, и все внутри у нее сжалось в тугой, болезненный комок. Она была еще прекраснее, чем в воспоминаниях. Ухоженная, в стильном пальто, с идеальной укладкой и легким, ненавязчивым макияжем. Она улыбалась мягкой, извиняющейся улыбкой, будто не понимала всей чудовищности и неловкости этого визита.
— Привет, Алиса, — голос у нее был тихим и мелодичным. — Я подумала… что будет правильно, если мы познакомимся. Раз уж нам предстоит… так или иначе, пересекаться. Из-за детей.
— Правильно… — эхом отозвалась Алиса, чувствуя, как немеют пальцы.
— Аля, давай не будем, — встрял Дмитрий, нервно теребя ключи от машины. — Мы просто пришли за ребятами. Поедем в аквапарк. Хочешь поехать с нами?
— С ва-ми? — Алиса расхохоталась, и этот смех прозвучал истерично и зловеще. — Нет, уж, спасибо. Я лучше здесь посижу. Со своим новорожденным сыном.
Они ушли, уводя за руку ее детей. Алиса закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и не знала, куда деть эту дикую, всесокрушающую волну ярости, что подкатывала к горлу.
Рана, которая медленно затягивается.
Через полгода Дмитрий и Ольга поженились. Алиса узнала об этом от Льва, который вернулся с воскресной прогулки в полном восторге:
— Мам, а папа и тетя Оля теперь муж и жена! У них была красивая церемония! И тетя Оля добрая, она купила мне новый конструктор!
Алиса улыбнулась сыну, зашла в ванную, включила воду и разрыдалась в голос, чтобы никто не услышал.
Но время, как ни крути, лечит. Даже самые глубокие раны постепенно рубцуются. Боль из острой, режущей превратилась в тупую, ноющую, а потом и вовсе стала приглушенным фоном. Алиса вышла на работу, когда Тихону исполнился год. Удаленная должность менеджера, скромная зарплата, но это были ее деньги, ее крошечная, но собственная опора.
— Доченька, бросай эту свою каморку и переезжай к нам, — позвонила как-то мама, и в ее голосе слышалась неподдельная забота. — Мы поможем, с детьми посидим, готовить будем. Нечего тебе одной в четырех стенах пропадать.
Алиса переехала к родителям. Было тесновато, шумно, но невыносимо легче. Мама брала на себя хлопоты с детьми, пока она работала, отец возил старших в сад и на кружки.
Дмитрий продолжал свои визиты. Теперь они втроем — он, Ольга и дети — ездили в зоопарки, цирки, парки аттракционов. Лев и Соня привыкли к «тете Оле», даже тянулись к ней. А маленький Тихон, к изумлению Алисы, без страза шел к ней на руки.
Алиса смотрела на это со стороны и чувствовала не злость, а странное, горькое облегчение. Ее дети были счастливы. Они не теряли отца, а приобрели еще одного любящего человека. Разве это не главное?
— Спасибо, — сказал Дмитрий как-то раз, когда привозил детей домой. — Спасибо, что не запрещаешь мне с ними видеться. Что не настраиваешь их против меня.
— А зачем? — Алиса пожала плечами, глядя, как Тихон пытается догнать во дворе голубя. — Ты — прекрасный отец. И ты был… честен со мной. В самый последний момент. Ты не обманывал меня годами, не унижал тайными изменами. Ты просто нашел свое счастье. Нелепо, жестоко, но нашел.
— И ты найдешь свое, — сказал он с неподдельной уверенностью. — Обязательно найдешь. Ты этого заслуживаешь больше anyone на свете.
Алиса все еще не могла назвать себя полностью исцелившейся, но яд обиды и гнева больше не отравлял ее душу. Она все чаще анализировала свои чувства и пришла к парадоксальному выводу: она тосковала не по Дмитрию, а по той безопасности, стабильности и заботе, что он олицетворял. Она любила его как друга, как защитника, но никогда — как мужчину, страстно и безоглядно.
Новая мелодия судьбы.
Спустя два года после развода в ее жизни, словно яркая вспышка на сером небе, появился Глеб.
Обычный вечер, большой супермаркет. Алиса с Тихоном в тележке, Лев и Соня, увлекшись, играли в догонялки между стеллажами с пастой. Она пыталась их утихомирить, не рассчитала маневр и врезалась углом своей тележки в мужчину, разглядывавшего полку с кофе.
— Простите, я виновата, не смотрела куда еду! — залепетала она, краснея.
— Ничего страшного, — обернулся он, и его лицо озарила такая теплая, лучистая улыбка, что у Алисы на мгновение перехватило дыхание.
Высокий, спортивного сложения, с живыми, добрыми карими глазами, в которых танцевали искорки.
— Трое? — он с одобрением кивнул на ее разновозрастную компанию. — Респект. Настоящий маленький отряд.
— Да уж, — вздохнула Алиса, ловя вырывающуюся Соню. — Иногда мне кажется, что это не я их воспитываю, а они проверяют меня на прочность.
Он рассмеялся, его смех был звучным и заразным. Они разошлись, и Алиса на секунду пожалела об этом.
А ровно через неделю судьба преподнесла сюрприз. Тот же магазин, тот же вечер.
— Кажется, у нас совпадает график закупок провизии, — он снова улыбнулся ей, и на этот раз Алиса улыбнулась в ответ.
— Кажется, да.
— Меня Глеб зовут.
— Алиса.
— Может, выпьем когда-нибудь кофе? — выпалил он, и в его глазах читалась смесь надежды и решимости. — Если, конечно, ваш боевой отряд даст вам небольшой отпуск.
Алиса замерла. Она не была на свиданиях… кажется, целую вечность. Она забыла, как это — когда мужчина смотрит на нее не как на мать его детей или обязанность, а как на женщину.
— Я… У меня трое детей, — повторила она, как заклинание, словно это могло его отпугнуть.
— Я в курсе, — кивнул Глеб. — Но разве это диагноз? Или пожизненное заключение?
Они начали встречаться. Короткие свидания по вечерам, когда дети засыпали. Долгие прогулки в парке, чашки капучино в уютных кафе, разговоры обо всем на свете. Глеб был холост, своих детей не имел, работал архитектором, платил ипотеку за свою двухкомнатную квартиру.
— Почему ты? — спросила Алиса как-то, глядя на его сильные руки, держащие чашку. — Почему ты решил связаться со мной? Со мной — целый «обоз», как ты говоришь, багаж из прошлого, проблемы…
— Я не связываюсь с «обозом», — перебил он ее, и его взгляд стал серьезным. — Я строю отношения с тобой. С Алисой. А дети, прошлое, проблемы — это часть тебя, да. Но знаешь, что меня в тебе поражает? Ты — титан. Ты одна подняла троих, не сломалась, не ожесточилась. Ты прошла через ад и осталась человеком. Это… невероятно сексуально, если честно.
Алиса рассмеялась, и этот смех был легким, освобождающим.
— Эй, я что-то не то сказал? — притворно обиделся Глеб.
— Нет. Все было идеально. Именно то, что мне было нужно услышать.
Через полгода Глеб официально познакомился с родителями и детьми. Лев смотрел на него с настороженным любопытством, Соня пряталась за бабушкину юбку, Тихон просто продолжил строить башню из кубиков. Родители Алисы, наученные горьким опытом, встретили нового избранника дочери с прохладцей.
— Все они одинаковые, — ворчала мать, когда Глеб уходил. — Смотри, дочка, не обожгись снова. Тот ведь тоже поначалу рыцарем казался.
Но Глеб был терпелив, как скала. Он приходил в дом не как гость, а как часть семьи. Играл с детьми в настолки, чинил сломанные велосипеды, помогал Алисиному отцу с ремонтом крана. Он не пытался купить их любовь подарками, он заслуживал ее вниманием и временем. И дети, эти чуткие радары, постепенно оттаяли.
Исцеление.
Дмитрий узнал о Глебе от Льва. Приехал в субботу забрать детей, а тот как раз учил Соню кататься на двухколесном велосипеде, бегая рядом по двору и придерживая седло.
— Познакомься, — сказала Алиса, выходя на крыльцо. — Это Глеб.
Мужчины пожали друг другу руки. Взгляд был оценивающим, но без агрессии.
— Аля, можно на пару слов? — попросил Дмитрий.
Они отошли к старой яблоне.
— Я вижу, ты… счастлива? — тихо спросил он.
Алиса посмотрела на Глеба, который, смеясь, подхватил на руки расхохотавшуюся Соню, и кивнула:
— Да. Похоже на то.
— Я рад, — в его голосе прозвучала искренность, очищенная от былой боли. — Правда, безумно рад за тебя. Ты заслужила все самое светлое.
— И ты тоже, — ответила Алиса, и поняла, что это правда. — Хорошо, что мы перестали лгать друг другу и наконец-то позволили себе быть по-настоящему счастливыми.
Дмитрий неожиданно обнял ее. Коротко, по-дружески.
— Мы оба просто искали свою любовь, — сказал он. — И, кажется, оба нашли.
Новая жизнь.
Через несколько месяцев Глеб сделал Алисе предложение. Она сказала «да» без тени сомнения. Свадьба была скромной, но невероятно душевной, с детьми в роли главных свидетелей. После торжества Алиса с ребятами переехала к Глебу, и их большая, шумная семья наполнила его стерильную прежде квартиру смехом, любовью и светом.
И вот сейчас, спустя годы, Алиса стояла у окна своей спальни, глядя на заснеженный ночной двор. Глеб спал в их общей кровати, дети — в своих комнатах. За окном, в свете фонарей, танцевали те же снежинки, что и в далеком роддоме.
Она вспомнила тот день, те слова Дмитрия, ту боль, что казалась вселенской и бесконечной.
«Я всегда любил другую».
Эти слова когда-то разбили ее старую жизнь, ее хрустальную клетку иллюзий, в осколки. Но они же и освободили ее. Освободили от необходимости притворяться, от жизни в тени чужой неразделенной любви, от фальшивого спокойствия, под которым клокотала бездна неудовлетворенности.
Дмитрий нашел свою Ольгу. Она нашла своего Глеба. И, как это ни парадоксально, они все были благодарны друг другу.
За горькую, но спасительную честность. За боль, что закалила их и сделала мудрее. За тот самый второй шанс, который они, наконец, осмелились взять.
Алиса улыбнулась своему отражению в темном стекле, поймав в нем глаза счастливой, взрослой, сильной женщины. Она сделала шаг назад от окна и пошла в спальню, к своему спящему мужу. Жизнь продолжалась. И она была не просто прекрасна. Она была настоящей.