— А ты, случаем, не перегибаешь, дорогой? Кто тебе вообще дал право рассчитывать, что мои родители купят нам жильё?

— Ладно, Лика, — Антон отодвинул чашку из-под латте, почти допитую до дна, оставив на блюдце тёмный след в виде кольца. Он посмотрел на невесту с видом человека, готового высказать что-то важное и давно обдуманное.

Этот его взгляд, чуть пренебрежительный и одновременно деловой, всегда предвещал очередной «гениальный» план, от которого у Лики потом долго оставалось раздражение и горечь.

— Ты там поговори со своими родителями, пусть к свадьбе помогут нам с квартирой. Не просто какой-нибудь жилплощадью, а трёхкомнатной, желательно в самом центре. Чтобы всё было основательно, понимаешь? Пора уже думать о будущем. И не какая-то старомодная хрущёвка с обоями 80-х, а нормальная, современная отделка, чтобы сразу можно было заехать и жить, без лишних хлопот.

Лика, которая как раз собиралась отправить в рот аккуратный кусочек чизкейка, украшенного веточкой мяты, замерла. Вилка зависла в воздухе, будто наткнувшись на невидимую стену. Медленно опустив руку, она осторожно поставила чашку, стараясь не расплескать остатки капучино. Она долго смотрела на Антона, переводя взгляд с его уверенного лица на оживлённую улицу за его спиной, где прохожие смеялись и спешили по своим делам. Лика пыталась уловить хоть намёк на шутку, на игру, но выражение его лица говорило само за себя — он говорит абсолютно серьёзно.

— Прости… что? — её голос звучал тише обычного, почти шёпотом. Где-то внутри что-то резко сжалось. Они сидели в их любимом кафе «Бонбон», уютном уголке с мягкими диванами и приглушённым светом, где всего час назад так легко и радостно обсуждали детали свадьбы — цвет лент, музыку для первого танца. А теперь казалось, будто кто-то вылил на неё ушат холодной воды.

— Квартиру, — спокойно повторил Антон, как будто объяснял элементарную истину. — Трёхкомнатную. В центре. Ну мы же женемся, Лика. Это логично. Жить-то где-то надо. Мои точно не потянут — у них ипотека ещё не закрыта, да и младший брат учится платно. А твои… они ведь люди не бедные. Отец твой, если я правильно помню, руководит крупным предприятием. Для них это не проблема, правда.

Лика глубоко вздохнула, чувствуя, как подступает раздражение. Аппетит пропал без следа. Чизкейк, который минуту назад казался ей вершиной гастрономического искусства, теперь выглядел просто безвкусной пятнистой массой.

— Антон, ты серьёзно? — попыталась она говорить спокойно, хотя внутри уже начиналась буря. — Ты хочешь, чтобы мои родители купили нам квартиру? Именно трёхкомнатную? В центре? Так вот просто, как должное?

— А за чей же ещё? — он удивился её реакции, подняв брови. — По-моему, это очевидно. Они же тебе помогают со свадьбой, это хорошо, конечно. Но это же всего один день. А квартира — это фундамент, понимаешь? Основа нашей жизни. Чтобы мне не отвлекаться на бытовуху, мог работать спокойно, строить карьеру. Я такой жизни не вынесу — ютиться на съёмной или с родителями. Это не для меня.

Что-то внутри Лики щёлкнуло. Холодное, ясное раздражение сменило попытки сохранять спокойствие.

— А ты, случаем, не слишком много берёшь на себя, милый мой? Кто сказал, что мои обязаны покупать нам жильё?

Её голос был ровным, но в нём звенела сталь. Антон слегка напрягся. Посетители вокруг начали коситься на них с явным интересом.

— Они помогают, потому что любят меня! Потому что хотят, чтобы наш день был красивым и особенным! А не потому, что ты считаешь их кошельком на вырост!

Антон откинулся на спинку дивана, скрестив руки на груди. Его лицо стало оскорблённым, с примесью упрямства.

— Лик, ну ты чего сразу? Как будто я чего-то невозможного прошу. Я думаю о нас. Все так делают. Или ты хочешь, чтобы мы десять лет жили в съёмках? Я просто хочу создать комфортные условия. Скажи им, что это моё условие. Твёрдое.

У Лики перехватило дыхание. Условие?!

— Условие? — повторила она, голос стал ледяным. — Ты ставишь мне условия? И используешь моих родителей как банкомат? Да ты вообще понимаешь, кем себя возомнил? Может, ещё ключи от дачи и папину машину на тебя переоформить?

Она резко встала, стул с противным скрипом отъехал по полу. Теперь она смотрела на него сверху вниз, глаза темнели от гнева.

— Слушай, Антон. С таким отношением и такими запросами, никакой квартиры ты от них не получишь. Это я тебе обещаю. И, скорее всего, свадьбы тоже.

Она достала деньги, бросила их на стол, даже не проверив сумму, и быстро направилась к выходу. Её каблуки громко стучали по полу, словно метроном решимости. Антон остался один, с полуоткрытым ртом, ошеломлённый и разозлённый. Его идеальный план рушился как карточный домик.

Продолжение (диалог в машине):

Антон сидел в автомобиле, припаркованном у самого кафе, и барабанил пальцами по рулю. Злость смешивалась с недоумением. Что за упрямство у этой девушки? Из-за такой мелочи — всего лишь разумной просьбы — устроить скандал! Он же хочет лучшего для них обоих.

Пара глубоких вдохов — и он набрал номер.

— Лик, привет. Давай не будем дуться, — начал он миролюбиво. — Я же не хотел тебя обидеть. Просто подумал о нашем будущем.

— Антон, мне кажется, мы всё обсудили в кафе, — спокойно ответила Лика. Голос её был ровным, но в нём чувствовалась усталость. Слышно было, что она не одна — где-то на заднем фоне раздавались приглушённые голоса.

— Что там обсуждали? — Антон снова почувствовал раздражение. — Ты просто надулась без причины! Я же не предложил ничего невозможного — всего лишь нормальный, зрелый выход из ситуации с жильём. Почему ты так реагируешь? Твои родители что, бедные? Помочь детям — это естественно. Это инвестиция в будущее вашей семьи, внуков, в конце концов!

— Хватит, Антон, — голос Лики стал холоднее. — Мои родители нам ничем не обязаны. Особенно тебе и твоим «требованиям». И я не собираюсь быть посредником в твоих претензиях.

— То есть как это «не обязаны»? — его голос сорвался на возмущение. — А кто тогда должен? Мы двадцать лет будем копить на эту квартиру в центре? Или ты хочешь всю жизнь просидеть в съёмной однушке? Я хочу сразу хорошую жизнь! И если есть возможность начать с удобств, почему бы ею не воспользоваться? Да ты просто эгоистка, раз не видишь простых вещей! Думаешь только о своих принципах, а не о реальности!

— Эгоистка потому, что не хочу унижать родителей, выпрашивая для тебя подарок под свадьбу? — Лика рассмеялась, но в этом смехе не было веселья. — Знаешь что, Антон… После всего, что ты сказал, я рада, что ушла из кафе. Кстати, мои родители сейчас рядом. И они в полном шоке от твоего предложения.

Антон замялся. Вот это уже серьёзнее. Если Лика всё рассказала родителям, они могли окончательно взять сторону дочери.

— Ну ты и молодец, сразу побежала жаловаться, — попробовал он скрыть тревогу за сарказмом. — Вместо того чтобы поговорить спокойно…

— Говорить не о чем, Антон, — прервала она. — Я всё сказала. Они всё поняли. Папа даже хочет с тобой лично поговорить. Передать трубку?

При упоминании Виктора Семёновича, строгого и решительного человека, у Антона слегка похолодело внутри. Он представил себе этот разговор — и желание продолжать диалог моментально испарилось.

— Нет-нет, не надо, — поспешил он отказаться. — Я сам с ним свяжусь, когда будет нужно. По-взрослому.

Разговор явно не клеился. Лика была непреклонна, но Антон не привык сдавать позиции. Если напрямую не получается, значит, стоит поговорить с родителями. Виктор Семёнович — мужчина, он поймёт логику вопроса. А Ирина Павловна — мать, она за благополучие дочери. Наверняка Лика многое исказила. Нужно просто переформулировать ситуацию.

— Ладно, Лик, — взяв себя в руки, проговорил он уже более официально. — Раз ты не готова говорить, лучше действительно обратиться к родителям. Думаю, они меня поймут. Ведь речь о твоём же благе.

Она тяжело вздохнула.

— Делай как знаешь. Но уверенность, что ты что-то изменишь, у меня маленькая. Скорее наоборот.

И отключилась, не дожидаясь ответа. Антон швырнул телефон на сиденье. Ну что ж, вызов принят. Если Лика не может объективно передать его точку зрения, придётся действовать самому.

Через час раздался звонок в дверь квартиры её родителей. Лика, которая сидела на кухне с мамой и папой, внутренне напряглась. Она почти не сомневалась, кто стоит за дверью. Отец встал, хмуро направляясь к входу.

— Открою, — бросил он коротко.

На пороге действительно оказался Антон. Лицо его было собрано, в руках — глянцевый журнал о дизайне интерьеров, видимо, для вида.

— Здравствуйте, Виктор Семёнович, Ирина Павловна, — начал он уверенно. — Просто проезжал, решил заглянуть. Тут журнал хороший попался, думал, может, вместе посмотрим, идеи для нашего будущего дома.

Виктор Семёнович молча пропустил его внутрь, но взгляд у него был такой, что Антону захотелось развернуться и уйти. Ирина Павловна вышла из кухни с выражением недовольства на лице. Лика стояла позади матери, глаза горели. В воздухе висело напряжение, как перед грозой.

— Проходи, коли пришёл, — сказал отец, указывая на гостиную. — Только журнальчик можешь оставить. Не думаю, что он сегодня понадобится. Разговор, вижу, будет не о ремонте.

Антон немного смутился, но собрался.

— Да, вы правы, — начал он, решив сразу перейти к делу. — Хотел поговорить с вами честно, как с родными людьми. О нас с Ликой. О нашем общем будущем. По моему мнению, любая семья должна начинать с прочной основы. А основа — это своё жильё.

Он сделал паузу, ожидая реакции. Та оставалась холодной.

— Для комфортной жизни, чтобы дети росли в нормальных условиях, нам нужна хорошая трёхкомнатная квартира. Желательно в центре — там и удобнее, и престижнее. Конечно, это требует вложений, но ведь это ради вашей дочери, вашего спокойствия. Чтобы вы знали: она обеспечена, устроена. Разве это плохо?

Ирина Павловна слегка покашляла. Виктор Семёнович медленно потер подбородок.

— То есть ты хочешь, чтобы мы купили вам с Ликой квартиру в центре? — уточнил он тихо, но с нажимом. — Это твой «прочный фундамент»?

— В общем, да, — кивнул Антон, чувствуя, что начинает набирать уверенность. — Я же не для себя одного. Это ради всей семьи. И, поверьте, так принято. Особенно если есть возможность. Вы ведь можете. Мы бы сами, конечно, со временем… но это годы лишений. А так — сразу нормальная жизнь.

Лика не выдержала:

— Антон, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Ты пришёл к моим родителям, чтобы потребовать у них квартиру, прикрываясь заботой обо мне? Это не помощь — это наглость!

— Лика, давай не мешай, когда взрослые разговаривают, — оборвал он её, не удостаивая взглядом.

Но теперь уже Виктор Семёнович не дал ему продолжить:

— Антон, — произнёс он чётко и веско, — между помощью и потребительским отношением большая разница. Помощь — это когда её предлагают, когда она действительно нужна и по силам. А то, что ты просишь, — это попытка использовать нас. Моя дочь — не объект, который нужно «устроить» покупкой квартиры. Она самостоятельный человек.

— Да, Антон, — поддержала мужа Ирина Павловна, голос её дрожал от разочарования. — Мы всегда были готовы помочь Лике, если бы она попросила. Но твои требования… они показали нам совсем другого человека. Мы думали, ты любишь нашу дочь. А не её положение или возможности.

Лицо Антона стало медленно краснеть, будто в него приливала вся обида и злость разом. Он понимал: его задумка не просто провалилась — она закончилась позорным крахом. Убедить родителей Лики ему не удалось, а скорее, наоборот — он всё испортил окончательно.

— Что за глупости вы говорите?! — повысил он голос, забыв обо всём, даже о своём намерении быть спокойным и убедительным. — Какое приданое? Я же думаю о семье! О стабильности! А вы что, жадничаете? Для своей дочери купить квартиру — это для вас жадность? Или вы просто не хотите, чтобы она была счастлива со мной? Может, вы вообще против нашей свадьбы?

Скандал, начавшийся в кафе, теперь набирал новые обороты прямо в гостиной родительского дома. Воздух стал плотным от напряжения, а финал встречи обещал быть ещё более трагичным.

— Да вы вообще слышите себя?! — голос Антона срывался, переходя в неприятный, почти истеричный тембр. Лицо покрылось красными пятнами от гнева. Облик благоразумного и ответственного жениха растаял без следа, открыв взгляду истинную суть — самолюбивого, мелкого человека. — Какое ещё приданое? Я думаю о нас с Ликой! О её будущем, о стабильности! А вы? Вы просто не хотите помочь? Для своих родных — это проявление жадности? Или вам невтерпёж, чтобы мы не были вместе? Может, вы изначально против нашего брака, а теперь просто повод нашли всё разрушить?!

Лика, которая до этого молча наблюдала за происходящим чуть поодаль, сделала решительный шаг вперёд. Теперь она смотрела на Антона не с яростью, а с холодным недоумением — словно видела его впервые. Каждое его слово, каждый жест казались ей жалкой пародией на того человека, с которым она собиралась связать жизнь. От этой мысли ей было больно, но одновременно почему-то легко — как будто с плеч упал тяжёлый груз, который она носила слишком долго.

— Хватит, Антон, — её голос прозвучал твёрдо и спокойно, прорезав собой его истерику. В короткой паузе эти слова прозвучали особенно веско. — Давай закончим этот спектакль. Похоже, все сейчас увидели, кто ты есть на самом деле. И знаешь, даже благодарна тебе за эту честность. Лучше сейчас, чем потом.

Она немного помолчала, бросила взгляд на родителей, которые молча поддерживали её, и снова обратилась к Антону, всё ещё полному ярости, но уже явно теряющему контроль над ситуацией.

— Так вот. Ни о какой квартире не может быть и речи. Более того, ни о какой свадьбе тоже. Наше «будущее» можешь смело считать закрытым проектом. И забудь не только о квартире, но и обо мне.

Его будто ударили. На несколько секунд он просто сидел, хлопая глазами, не в силах осознать услышанное. Его планы, его представления о лёгкой жизни за чужой счёт — всё рушилось в одно мгновение. Шок был таким сильным, что он потерял дар речи. Но лишь на миг.

— Что?! — выкрикнул он, забыв обо всех правилах приличия. — Ты с ума сошла?! Из-за какой-то квартиры всё портить?! Да ты просто капризная девочка, выросшая в тепличке, ничего не знающая о реальной жизни! Я для тебя старался, думал о нас, а ты… Ты ещё пожалеешь об этом, Лика! Очень сильно пожалеешь! Кому ты такая нужна будешь, с такими замашками и такой семьёй?!

Он перевёл взгляд на Виктора Семёновича и Ирину Павловну, полный ненависти.

— И вы тоже! Это вы во всём виноваты! Вы её настроили, всё испортили! Радовались бы, что такой человек, как я, вообще обратил внимание на вашу дочь! А вы? Вы просто боитесь потерять контроль! Боитесь, что она уйдёт, и вы больше не сможете ею управлять!

Виктор Семёнович медленно поднялся. Его лицо было невозмутимым, но в глазах горел ледяной огонь. Он не кричал, но его тихий, уверенный тон действовал сильнее любого скандала.

— Антон, — произнёс он спокойно, но с непререкаемой властью, — тебе пора. Прямо сейчас. И больше не возвращайся. Разговор окончен. Навсегда.

Он сделал один шаг вперёд, и Антон инстинктивно попятился. Перед ним стояла настоящая мужская сила — не шумная, не агрессивная, а та, что не терпит возражений.

— Да пошли вы все! — выругался Антон, уже почти добравшись до прихожей. Он схватил куртку, которую не успел снять, и начал лихорадочно её натягивать. — Останетесь со своими принципами и своим жилищем! А я найду себе в сто раз лучше! Такую, которая будет ценить и понимать, чего хочет настоящий мужчина! А ты, Лика, — зло добавил он через плечо, — потом будешь рыдать и кусать локти, но будет поздно!

С силой рванув дверь, он выскочил на лестничную площадку. За ним дверь закрылась не с грохотом, а аккуратно, но решительно — Виктор Семёнович сам прикрыл её, давая понять, что между ними всё кончено.

В доме воцарилось странное спокойствие. Не тяжёлое, не напряжённое — просто пустое. Как будто воздух очистился от чужого, нежеланного присутствия. Лика стояла посреди комнаты, чувствуя, как потихоньку отпускает напряжение, сковывавшее её весь вечер. Она посмотрела на маму и папу. Ирина Павловна подошла и обняла дочь. Виктор Семёнович подошёл к окну, проследил взглядом за удаляющейся фигурой Антона и тяжело вздохнул.

— Ну вот и всё, — тихо сказала Ирина Павловна, гладя Лику по волосам. — Всё получилось к лучшему, пусть и через такое испытание.

Лика кивнула. Её душа была опустошена, но внутри начинало рождаться понимание: иногда нужно потерять одно, чтобы не потерять самого себя. Скандал был исчерпан. Пути окончательно разошлись, оставив после себя не только боль, но и светлую ясность — она выбрала правильно.

Leave a Comment