Звенящая тишина повисла между ними. Анна чувствовала, как холодеет всё внутри.
— Он… как он? — наконец выдавила она.
— Мам, — Андрей говорил осторожно, подбирая слова. — Я сначала не поверил, думал, ошибка. Но я видел его. Своими глазами. Он… другой. Старше. Спокойный такой.
— Больной? Покалеченный?
— Нет.
Дима подвинулся к матери, положил руку ей на плечо, словно желая поддержать.
— Просто… обычный, — продолжал Андрей. — Живёт себе. Дом у него там, семья.
Анна почувствовала, как комната поплыла перед глазами.
— Семья?
— Да, — глухо ответил сын. — Женщина какая-то. Дочка-подросток.
Анна только молча кивала, слушая сына. Ноги стали ватными, она опустилась на стул у телефона.
— Ты… ты уверен? — наконец выдавила она. — Абсолютно?
— Да, мам. Я уверен. Я проверил всё. Служил он в Афганистане, в сапёрах. Был ранен, лежал в госпитале в Ташкенте. Вылечился. А потом… не вернулся.
— Он видел тебя?
— Нет. Я не подходил к нему. Я просто смотрел издалека. — Помолчав, добавил: — Хочешь, я завтра приеду?
— Не надо, — механически ответила Анна. — Я сама.
— Что сама? — голос Андрея напрягся.
— Поеду к нему.
— Мам, не надо! — закричал он в трубку.
— Не отговаривай меня, — она впервые за долгое время почувствовала злость. — Я хочу знать правду. Всю.
Зинаида Петровна молча положила руку ей на плечо и кивнула — говори, сколько нужно. Телефон на почте был один, но очередь могла и подождать.
Когда Анна закончила разговор, она в оцепенении вышла на улицу. Семья? Дочка? Значит, всё это время, пока она ждала, воспитывала их сыновей одна, надеялась, молилась — он просто жил. Жил своей жизнью. Завёл новую семью.
Зинаида Петровна догнала её у крыльца. — Анют, ты в порядке? Может, тебя проводить? — Нет, спасибо, — Анна попыталась улыбнуться. — Я… мне нужно домой. К Диме.
Она шла по пыльной улице, не замечая ни людей, ни домов вокруг. Всё внутри словно оцепенело. Дойдя до своей калитки, она увидела Диму — он сидел на крыльце, курил, поджидая её с работы.
— Мам? — он поднялся ей навстречу. — Что случилось?
Ночью она не спала. Лежала, вперившись глазами в потолок, и думала о том, что так и не случилось в её жизни. Дима долго сидел с ней на кухне, слушая всё, что рассказал Андрей. Потом ушёл на крыльцо, курил в темноте — жёлтый огонёк сигареты метался туда-сюда, совсем как тогда, в ноябре восемьдесят седьмого, когда Сергей ушёл в ночь. Потом сын тихо вернулся, сел у кровати матери.
— Может, не надо, а? — спросил он. — Зачем травить душу? Оно того не стоит.
— Стоит, — Анна встала, подошла к окну. — Восемнадцать лет я живу вопросами. Почему? Где? Как? А тут, оказывается, всё просто. Он просто не захотел возвращаться. Ко мне. К вам.
— Это точно он? — Дима вглядывался в её лицо, словно ища признаки сомнения.
— Если Андрей говорит, что он, значит, он, — Анна отвернулась. — Утром съезжу к Марии Петровне, а потом поеду в Пензу.
— Я поеду с тобой, — твёрдо сказал Дима.
— Не спорь, — Анна посмотрела на него так, что он сразу замолчал. — Это моё дело. Только моё.
Мать Сергея теперь жила одна в доме, который почти развалился. Держала кур, возилась с огородом, но всё медленнее, всё с большим трудом. Когда Анна, оставив сумку у Димы в машине, вошла в знакомый двор, свекровь сидела на скамейке под старой яблоней. Сгорбившаяся, высохшая, она больше походила на птицу, чем на человека. Но глаза — пронзительные, цепкие — остались те же.
— Знала, что приедешь, — Мария Петровна кивнула на табуретку рядом с собой. — Садись. Говорить будем.
Анна села, машинально поправив юбку.
— Вы знали, — не вопрос — утверждение.
Старуха кивнула.
— Знала.
— Всё это время?
— Всё.
— Почему не сказали мне?
Мария Петровна долго молчала, перебирая узловатыми пальцами подол фартука.
— Он запретил, — наконец ответила она. — Написал из Ташкента, сказал — не говорите Анне. Сказал, что вернётся сам. Когда будет готов.
— И вы поверили?
— Мужа послушала, — вздохнула свекровь. — Сергей-то старший сказал — не наше дело, пусть сам разбирается. А потом… — она качнула головой, — потом уже поздно было.
— Что произошло, мама? Что с ним случилось там, в Афганистане?
— Не знаю, — Мария Петровна развела руками. — Он не рассказывал. Я только спрашивала — почему не возвращаешься? Мальчики растут без отца. А он отмалчивался. Потом уже, году в девяностом, сказал: «Я не могу быть тем, кем был». Вот и всё.
— Вы знали, что у него другая семья?
Старуха кивнула.
— С Ниной он сошёлся. Тащила его из госпиталя, выхаживала. Он к ней и привязался. Потом дочка родилась.
— И всё это время вы принимали мою помощь, мои гостинцы, мою заботу, — Анна почувствовала, как накатывает злость. — Зная, что он жив и здоров, что он просто… ушёл. От меня. От своих сыновей.
— Что я могла сделать? — свекровь уставилась в землю. — Мужик вернулся с войны калекой — не тело покалечено, душа. А она, молодая, красивая, свободная, не бросила его. Как я могла это разрушить? А ты… ты всегда была нам как дочь. Даже больше, чем Нина. Ты своих мальчишек привозила — мы радовались, на внуков смотрели. Сергей-то чужой совсем стал. Нам. Тебе. Всем.
Анна молчала, чувствуя, как внутри что-то обрывается. Будто вместе с вопросами, на которые так долго не было ответов, рвалась и та ниточка, которая связывала её с Сергеем, с надеждой на его возвращение.
— Я еду в Пензу, — сказала она, поднимаясь. — Я должна увидеть его. Спросить — почему.
Старуха вдруг схватила её за руку. Пальцы, несмотря на возраст, сжали запястье мёртвой хваткой.
— Не надо, доченька, — глаза Марии Петровны наполнились слезами. — Ты не знаешь, какой он теперь. Это не тот Серёжа, которого ты любила. Не тот, которого ждёшь.
— Я должна увидеть его сама, — Анна аккуратно высвободила руку. — Понять.
— Он не хочет тебя видеть, — свекровь покачала головой. — Он и нас-то видеть не хочет. Пишет изредка, деньгами помогает, но не приезжает. Даже на похороны отца не приехал. Только письмо прислал. И деньги на памятник.
Вернувшись домой, она собрала небольшую сумку. Дима молча наблюдал за сборами.
— Я тебя хотя бы до вокзала подвезу, — сказал он наконец.
Анна кивнула.
На обратном пути к дому, когда Дима ушёл заводить машину, она вдруг подумала — а может, это и не Сергей вовсе? Может, это просто похожий на него человек, которого Андрей принял за отца?
Но догадка рассыпалась в прах, как только она подошла к калитке. Дима завёл старенькую «шестёрку», которую купил себе на первую зарплату, и нервно барабанил пальцами по рулю.
— Уже едем? — спросил он. — Не забыла паспорт?
— Всё взяла, — коротко ответила она. — На вокзал.
Андрей уже ждал её на перроне — весь измотанный, осунувшийся, с дорожной сумкой в руках. Тут же, у здания вокзала, устроили семейный совет.
— Я поеду с тобой, — заявил Андрей. — Я знаю адрес. Знаю, где его искать.
— И я, — Дима упрямо сжал зубы. — Тебе одной нельзя. Это… он… в общем, чужой человек теперь.
— Не спорьте, — Анна смотрела куда-то поверх их голов. — Это моё дело. Только моё.
Сыновья — она всё ещё называла их так про себя, хотя обоим под тридцать — долго ещё пытались её отговорить. Но в конце концов сдались. Дима уехал обратно в областной центр — у него были экзамены. Андрей остался на перроне, глядя вслед уходящему поезду глазами, так похожими на отцовские.
В вагоне Анна достала тетрадь — старую, с пожелтевшими листами. В ней она когда-то писала ему письма. Только оправлять было некуда. Их было больше сотни. В каждом она рассказывала, как растут сыновья, как меняется жизнь, как она ждёт и верит.
Но теперь при мысли о том, что завтра увидит его, она не чувствовала ничего, кроме странной пустоты. Это чувство было новым — ни злости, ни возмущения, ни горя. Может быть, всё выгорело за эти годы? Может быть, ей нужно было скорее поставить точку, чтобы начать новую главу? Без ожидания. Без надежды. Без Сергея.
Вечерело. За окном мелькали деревни, поля, леса. Где-то там, впереди, до сих пор живёт мальчишка из её юности — шумный, упрямый, весёлый Серёжка, которому она когда-то поверила. А может быть, тот мальчишка давно умер. Может быть, вместо него остался чужой мужчина, с которым ей предстоит встретиться завтра.
Анна закрыла глаза и представила себе эту встречу. Что она скажет ему? Что услышит в ответ? И правда ли, что она хочет знать ответы на все эти вопросы? Поздно отступать. Поздно передумывать. Все эти годы она жила в ожидании. Может быть, завтра она наконец получит то, чего ждала. Только не знает пока, будет ли это радость от долгожданной встречи или горькое, но освобождающее разочарование.
Анна заснула под стук колёс, крепко прижимая к груди тетрадь с письмами.
Проснулась она от объявления проводницы: «Станция Пенза. Стоянка двадцать минут».
Пенза встретила Анну мелким дождём и холодным ветром. Она вышла из вагона. Растерянно огляделась по сторонам. Вокзал гудел. Люди спешили кто куда. Анна крепче прижала к себе сумку. И направилась к выходу.
В кармане лежал клочок бумаги с адресом, который дал ей Андрей. Улица Строителей, дом 27, квартира 14. Сын подробно объяснил, как добраться. Сначала на троллейбусе до остановки «Товары для дома». Потом пешком минут десять.
Анна села в полупустой троллейбус. Прислонилась лбом к стеклу. Закрыла глаза. До встречи с Сергеем оставались считанные минуты. И она ощутила странное спокойствие. Будто подходила к концу долгая тяжёлая болезнь. Изматывающая и неизлечимая. Сегодня всё закончится. Так или иначе.
Дом 27 оказался обычной пятиэтажкой с облупившейся штукатуркой. Анна медленно поднялась на третий этаж, встала перед дверью с номером 14. Из-за двери доносились звуки телевизора и чей-то смех. Женский. Анна вздрогнула, но всё же нажала на звонок.
Дверь открылась, и на пороге появился Сергей. Он почти не изменился за эти годы — разве что поседел на висках, да морщинки прорезали лоб. Те же брови вразлёт, тот же прямой взгляд. Только выражение лица стало другим — спокойным, почти отрешённым.
Увидев её, он отшатнулся.
— Анна?.. — выдохнул он.
Она молча смотрела на него. Все заготовленные слова исчезли, растворились. Осталась только пустота. И странное облегчение — от того, что наконец увидела его. Живого. Дождалась.
— Кто там, Серёж? — из глубины квартиры донёсся женский голос, и в прихожую выглянула женщина лет сорока пяти — невысокая, полноватая, с добрыми глазами.
Увидев Анну, она застыла, потом торопливо одёрнула домашний халат.
— Это… — Сергей обернулся к ней, — это Анна. Моя… — он запнулся.
— Я знаю, — женщина кивнула. — Здравствуйте.
Анна не ответила на приветствие. Стояла, разглядывая эту женщину, которая заняла её место в жизни Сергея. Она представляла её красавицей. Разлучницей. Коварной соблазнительницей. А перед ней стояла обычная женщина, усталая, с добрыми морщинками у глаз.
— Проходите, — женщина посторонилась. — Не в дверях же разговаривать.
В квартире пахло пирогами. На стене висели фотографии — девочка-подросток с косичками, она же — постарше, с дипломом в руках. На диване лежали разбросанные учебники.
— Это ваша дочь? — спросила Анна, указывая на фотографии.
— Наша, — ответила женщина. — Алёнка. Она сейчас на занятиях, в музыкальной школе. Вернётся через час.
Сергей стоял у окна. Опустил голову, словно нашкодивший мальчишка.
— Я пойду, поставлю чайник, — сказала женщина.
Она вышла из комнаты, оставив их вдвоём.
Анна села на краешек дивана, не снимая пальто. В комнате повисла тяжёлая тишина.
— Почему? — наконец спросила она. — Почему ты не вернулся? Почему не сказал правду?
Сергей медленно повернулся к ней.
— Я не мог.
— Не мог написать? Позвонить? Приехать? — голос Анны дрогнул. — Восемнадцать лет, Серёжа. Восемнадцать лет я ждала тебя. Каждую весну. Как ты обещал.
Он опустился на стул напротив, обхватив голову руками.
— Я боялся, — глухо сказал он. — Боялся, что ты не отпустишь. Что будешь плакать, просить, умолять. А я уже… не мог вернуться.
— Что случилось там, в Афганистане?
— Ничего особенного, — он криво усмехнулся. — Ни плена, ни ранений. Просто… я понял, что не смогу жить прежней жизнью. Не смогу вернуться в село, работать в колхозе, пить с мужиками по выходным. Не смогу смотреть в глаза тебе и мальчишкам. Я уже был другим.
— Ты мог хотя бы сказать нам об этом.
— Мог, — он кивнул. — Но я был трусом, Ань. Всегда был. Ты же помнишь — я даже жениться на тебе решился только когда ты уже забеременела Андрюшкой. — Он поднял на неё глаза. — А потом… потом уже поздно было. Я встретил Нину в госпитале. Она медсестрой там работала. Выхаживала меня после контузии. Я тогда совсем расклеился. А она… она не задавала вопросов. Не требовала ничего. Просто была рядом.
— И ты выбрал её.
— Выбрал, — он кивнул.
— А мы? А дети?
— Я посылал деньги маме. Она должна была передавать их тебе.
— Твоя мать никогда не передавала мне никаких денег. Она знала, что ты жив, но молчала все эти годы.
Сергей побледнел.
— Не может быть…
— Я воспитывала их одна, — продолжала Анна, чувствуя, как поднимается внутри волна гнева. — Без копейки помощи от тебя. На зарплату секретарши в сельсовете. Андрюшка пошёл работать в шестнадцать, чтобы помочь с деньгами. Дима еле поступил в институт. А ты… — она задохнулась, — ты просто вычеркнул нас из своей жизни.
В комнату вошла Нина, неся поднос с чаем. Поставила на стол, тихо присела рядом с Сергеем.
— Я знала, что у него есть семья, — сказала она, глядя Анне в глаза. — Но он сказал, что вы развелись. Что дети остались с тобой по твоему желанию. Что вы разошлись до его отъезда в Афганистан. — Она повернулась к мужу. — Так ведь, Серёжа?
Сергей сидел, опустив голову. По его лицу было видно — всё это ложь. От первого до последнего слова.
— Я не знала, — продолжала Нина. — Клянусь тебе. Даже когда Алёнка родилась, я всё пыталась уговорить его съездить к сыновьям. Хотя бы повидаться. Он всегда отказывался. Говорил, что им и без него хорошо. — Она покачала головой. — А я верила.
Анна смотрела на эту женщину — обманутую так же, как и она сама, — и чувствовала, как отступает злость. Остаётся только усталость. И облегчение — от того, что наконец узнала правду. Какой бы горькой она ни была.
— Я приехала не ссориться, — сказала Анна, поднимаясь. — Не делить тебя. Не требовать объяснений. Я приехала поставить точку. Сказать — больше я не жду. И не верю.
Сергей вскинул голову.
— Мальчики… — начал он. — Как они?
— Они уже не мальчики, Серёжа, — Анна застегнула пальто. — Они выросли хорошими людьми. Настоящими мужчинами.
Она направилась к выходу. Нина пошла следом, открыла дверь.
— Прости его, — тихо сказала она.
Анна покачала головой.
— Не мне его прощать. Детям, может быть. Если захотят его видеть.
— А ты? — вдруг спросил Сергей, выйдя в прихожую.
Анна повернулась, посмотрела ему в глаза. Тому, кого она любила. Кого ждала. Кого потеряла задолго до этой встречи.
— Нет, — спокойно ответила она. — Мне хватило одного ожидания на всю жизнь. Прощай.
И вышла, не оглядываясь.
Прошло пять лет. Летний день подходил к концу. Солнце клонилось к закату. Анна сидела на лавочке возле дома и наблюдала, как Андрей, теперь уже сам отец, учит свою четырёхлетнюю дочь Машу кататься на велосипеде. Девочка визжала от восторга, когда у неё получалось проехать несколько метров без поддержки.
Со стороны калитки появилась Света, жена Андрея. Она несла поднос с лимонадом и печеньем.
— Отдохните, герои, — улыбнулась она мужу и дочери. — Бабушка, тебе тоже налить?
Анна кивнула, с теплотой глядя на невестку. Хорошую жену выбрал себе Андрей. Надёжную, заботливую.
Дима приехать не смог — был в командировке. Он работал в крупной компании в областном центре, часто бывал в разъездах. Но звонил каждую неделю, рассказывал новости. Вот уже год как встречался с девушкой, готовился к свадьбе.
— Андрей, — Анна подозвала сына, когда тот, вспотевший и довольный, присел рядом с ней на лавочку. — Там конверт пришёл. Тебе.
Она достала из кармана фартука белый конверт без обратного адреса. Такие приходили дважды в год — на Новый год и на день рождения Андрея.
Сын нахмурился, повертел конверт в руках.
— Опять от него?
Анна кивнула.
— Не понимаю, зачем он пишет, — Андрей сжал челюсти. — Думает, этими открытками можно всё исправить?
— Он просто хочет…
— Знаю я, чего он хочет, — перебил Андрей. — Облегчить совесть. Только поздно уже. — Он засунул конверт в карман джинсов, не распечатывая. — Пойду Машку искупаю. Вспотела вся.
Анна проводила сына взглядом. Она не винила его за злость на отца. Да и Диму не винила — тот вообще отказывался разговаривать о Сергее. После той встречи в Пензе Анна рассказала сыновьям всю правду. Без прикрас. Без утайки. Рассказала, как их отец предпочёл другую жизнь. Как соврал и ей, и той, другой женщине. Как трусливо прятался все эти годы.
Они выслушали молча. Потом Андрей сказал: «Я рад, что ты теперь свободна, мам. Ты ведь свободна?» И она кивнула. Да, она была свободна. От ожидания. От надежды. От любви к человеку, которого, как оказалось, никогда по-настоящему не знала.
Когда полгода спустя пришли первые конверты без обратного адреса, она не удивилась. В одном была открытка с подписью «Папа» — для Андрея. В другом — такая же, для Димы. Дима свою порвал, не читая. Андрей прочитал, хмыкнул и выбросил.
С тех пор открытки приходили регулярно, но ответа на них не было. Дети не хотели видеть отца. Не хотели знать его новую семью, его дочь, его жизнь без них. И Анна не настаивала. Это был их выбор, и она уважала его.
Сама она давно отпустила боль и обиду. Не сразу, не вдруг. Не в тот момент, когда хлопнула дверью пензенской квартиры, а гораздо позже. Когда поняла, что полжизни прождала призрака. Человека, которого на самом деле не существовало. Был деревенский парень Серёжка — шумный, весёлый, бесшабашный. Был муж Сергей — временами грубоватый, но заботливый, любивший детей. А тот, кто вернулся с войны, был кем-то другим. Чужим человеком, случайно похожим на того Сергея, которого она любила.
Год назад, когда Андрей с семьёй уже жил в пристроенном к её дому флигеле, Анна увидела в сельском магазине незнакомого мужчину. Седого, сгорбленного. Он стоял у прилавка, долго выбирал конфеты, а потом, направляясь к выходу, прошёл совсем рядом с ней. Это был Сергей. Постаревший, осунувшийся, почти неузнаваемый. Но это был он.
Она не окликнула его. Не подошла. Просто смотрела, как он выходит из магазина, садится в потрёпанную «Волгу» и уезжает. На следующий день Андрей обнаружил на крыльце коробку с дорогими шоколадными конфетами, перевязанную лентой. Без записки. Без подписи. Он нахмурился, поворчал для порядка, но Машка уже радостно разворачивала коробку, и спорить с ней было бесполезно.
А потом, на свадьбе у соседской дочери, Анна снова увидела его. Сергей стоял вдалеке, у забора, и смотрел, как гуляет деревня. Как Андрей, выпив рюмку, пускается в пляс с молодой женой. Как Машка бегает между столами, таскает со стола конфеты. Как Анна смеётся, прикрывая рот ладонью.
Сергей смотрел, а потом ушёл. И больше она его не видела.
В калитку постучали. Анна поднялась с лавочки, одёрнула платье и пошла открывать. На пороге стоял мальчишка лет двенадцати, соседский.
— Тёть Ань, вам телеграмма, — сказал он, протягивая жёлтый листок. — Из Пензы.
— Спасибо, Димка, — она улыбнулась, достала из кармана фартука конфету и протянула мальчишке. Тот просиял и умчался.
Анна развернула телеграмму. Читала долго, шевеля губами. Потом медленно присела на лавочку.
«СЕРГЕЯ НЕ СТАЛО ИНФАРКТ ПРОЩАНИЕ ЗАВТРА ПРОСТИТЕ НАС НИНА»
Из дома донёсся смех Машки и ворчание Андрея, которому досталось водой по лицу во время купания. Анна подняла голову и посмотрела в окно. Там было всё, что у неё осталось. Всё, что по-настоящему имело значение.
Она аккуратно сложила телеграмму и убрала в карман фартука. Потом медленно поднялась и пошла в дом. Надо было готовить ужин. У Андрея на работе завтра важный день, нужно, чтобы он выспался. А Машка просила оладьи с черничным вареньем. Жизнь продолжалась.
А где-то далеко, в Пензе, на третьем этаже обычной пятиэтажки, Нина сидела у тела мужа и думала о том, что он так и не попросил прощения у своих сыновей. Не увидел, как растут внуки. Не успел.
А потом, наверное, и не хотел.